То самое лето

[Alfer86]

Эту историю мне однажды поведал под пиво институтский приятель. Встретились, закупили горючего и до ночи трепались на кухне обо всём. Темы менялись стремительно, дошли и до воспоминаний о юности, первых шагах навстречу прекрасному противоположному полу и сопутствующих волнениях. Эти приятельские «мемуары» я запомнил почти слово в слово, даже с его красочными описаниями, поэтому повествование можно смело вести от его лица.

 

«Было нам тогда лет по 14-15. Такой прекрасный возраст, когда детство из задницы постепенно испаряется, хочется ощущать себя взрослыми и совершать какие-нибудь истинно взрослые поступки. Разумеется, под взрослыми поступками мы понимали в основном курение и распитие лёгких (а то и тяжёлых) спиртных напитков, а ещё яростное волнение подрастающего организма по поводу половых взаимоотношений. Нынешнее поколение, которое без всяких волнений начинает трахаться в 12 лет, этого, конечно, не поймёт. Вроде и недавно дело было — всего-то лет 15-20 назад, а мы другие были...

Ну так вот. Собрались мы тем летом улизнуть от чуткого родительского взора на дачу к одному товарищу из нашей компании. Дачей эту полураздолбанную халупу в деревеньке в 20 километрах от города назвать было сложно, скорее простой огород с домиком, но нам было вполне достаточно — главное, что можно пожарить шашлычки, злоупотребить пивка, покурить и попытаться наладить контакт с девчонками. «Постоянная», насколько это возможно в таком возрасте, пара была только одна, ещё трое парней, в том числе и я, опыта близкого общения с дамами ещё не имели. Для этого поучаствовать в загородной поездке пригласили двоих согласных на любой кипиш одноклассниц, а для полного боекомплекта прибрали ещё одну девочку, ранее с нами не гулявшую, но зато живущую в нашем дворе — был у нас тогда классический пацанский «район» из нескольких многоэтажек рядом. О ней можно и нужно рассказать подробнее, потому как она и есть главная героиня всей этой мутной истории. Была она если и не сверхскромная, то чересчур воспитанная, что ли. По крайней мере, на фоне остальных трёх наших нахальных девиц она заметно выделялась своей молчаливостью и нежеланием быть в центре событий. Не особая красавица, но что-то в ней такое было, хоть я до этого момента ничего в ней не замечал: фигурка вполне себе стройная, тёмные волосы чуть ниже плеч. Глаза вот особенные — глубокие такие, красивые. Она на меня как взглянула — я аж вздрогнул, вставило без всякого алкоголя...»

 

«А грудь какого размера?» - это я прервал раскатистые речи приятеля для выяснения интимных подробностей неизвестной мне девушки.

 

«Уймись, педофил проклятый! Какая может быть грудь у худенькой девчонки-подростка? Нулевая. Но что-то там такое из-под маечки пробивалось уже, раз тебе так это важно».

 

«Конечно, важно, мне ж её представить надо, раз ты мне что-то очень эротическое собрался рассказать. Кстати, оделась она на ваше алкогольное пати сильно откровенно?», - ну, накатило на меня под пиво лёгкое ехидство.

 

«Ну, раз тебе так важен визуальный образ — наслаждайся. Нет, без всякой похабщины: белая маечка, лифчик из-под неё торчит, джинсы такие просторные, не обтягивающие, типа бриджей, но не шорты, а до самых кроссовок».

 

«А, не, тогда не интересно. Вот если бы прозрачная мини, красные стринги и чулки в сеточку...»

 

«Я не понял, мне дальше-то рассказывать? Ну так вот. Скинулись мы, чем бог послал, закупились, мяско заранее замариновали в тайне от предков, пива взяли дофига. Но решили обойтись без водки, что, безусловно, нас положительно характеризует.

Добираться до места пришлось на полуубитом «ПАЗике». Да ещё и по соответствующим дорогам. Поэтому баночки с пивом зашипели сразу же, как только автобус тронулся. До сих пор удивляюсь, как это нас, малолетних алкашей, из этого транспорта не выгнали. Может, и не заметили — народу, кроме нас, мало было, а мы ещё и назад уселись. Так что по баночке для поднятия боевого духа всем досталось. А девочке той самой лично я вручил — специально рядом с ней уселся. Кстати, её Ксюша звали».

 

«Ах ты коварный соблазнитель. Да ещё и спаиватель».

 

«Завали уже, а то рассказывать не буду. Едем мы, едем, пьём, девки трындят, не затыкаясь, пацаны их развлекают всяко. А я аккуратненько на Ксюшу любуюсь. И всё больше убеждаюсь, что приходит ко мне та самая первая любовь. А она сидит скучная, всё больше в окно на лес и поля смотрит, пиво без энтузиазма прихлёбывает. Молчим, конечно, - о чём бы нам разговаривать-то? В общем, такая вот поездочка.

Вижу — напряжена она как-то. Ёрзает как-то по сиденью, личико морщит, даже банку допить никак не может. До меня потом уже дошло, что прижало её по неотложному делу, а афишировать эту неловкую ситуацию ей не хотелось — воспитание всё же не позволяло, да и нечего приличной девочке при парнях про туалеты беседовать: девочки — они же, как известно, писяют исключительно радугой, а какают только бабочками».

 

«Это точно. Моя-то ненаглядная ссыт этой радугой, как лошадь — даже из-за закрытой двери слышно».

 

«Вот вечно ты всю лирику испохабишь. Ну и вот, в общем, захотела Ксюша в туалет, а в автобусе, разумеется, избавиться от этой напасти совершенно никак нельзя. И ещё я сообразил, что она ещё дома перед уходом почему-то не сходила — не могла же она с нескольких глотков за несколько минут так сильно захотеть.

Едем мы, едем. Причём едем, как назло, со скоростью, вполне соответствующей возрасту автобуса. Ехать-то недалеко, а всё равно вся поездка почти на час растянулась. И дороги-то там совершенно не знают, что такое асфальт. Плетёмся мы так, трясёмся на ямах, а Ксюше-то от этого совершенно не радостно терпеть. Все эмоции на лице нарисованы. А мне совестно, что я ей ничем помочь не могу. Хорошо хоть, что все наши остальные друзья-товарищи сзади сидят, о проблеме этой не знают.

Короче, когда уже почти приехали, даже указатель с названием деревеньки мелькнул, Ксения вдруг вскочила и поплелась в сторону водителя. Наверное, так на неё накатило, что она в безумном порыве решила выскочить из автобуса и снять штаны в чистом поле. Серьёзно, лесок-то уже проехали, там даже кустика какого-нибудь и то не было. Что ж, бывает, когда так припекает. Однако она вернулась с выражением лица обиженного ребёнка и снова уселась, коленки свела, ладошки на молнию штанов положила. Видимо, водила ей что-то там такое сказал типа «терпи до остановки, недолго осталось». У неё, похоже, уже мысль вертелась, что сейчас под себя на сиденье журчать начнёт, слёзы близко уже. Да ещё девки сзади просекли ситуацию и начали веселиться: «Что, Ксюша, сикать хочешь? Потерпи, не обоссысь!» И ржут сидят, сучки.

Приехали, вылезли. Остановка — одно название, просто полянка возле дороги и дома за ней сразу же. Даже не присядешь нигде. Хотя до двора идти недалеко, всего-то на соседней от остановке улочке. Компанию нашу от пивка уже слегка так подразвезло, взаимопонимание между полами появилось, все уже в обнимочку идут. А я — отдельно. И Ксюшенька в одиночестве в хвосте плетётся, не знает, куда руку деть — в одной-то она пакет с вкусняшками несла. Вторую руку, я понял, она сильно хотела между ног засунуть и зажаться там, но нельзя — стыдно. Вот так и шли».

 

«Боюсь даже предположить, что дальше будет. Она обмочилась, ты её переодел и у вас началась настоящая любовь».

 

«Ну ты и циник. Когда до дома дошли, она уже на грани была, все это видели. Пока Серёга замок открывал, Ксюша даже слегка приседать начала и ноги скрещивать. И дышала так сквозь зубы: «сссссс». Одна девочка, Оксанка её звали, решила, видимо, скромняшку подоводить. «Ой, а я тоже писять захотела. Серёжа, открывай скорее, а то мы сейчас тут обописяемся и ты будешь нам трусики стирать». И юбчонку свою короткую, джинсовую, слегка подзадрала, демонстративно начала приседать и за своё интимное хвататься. И остальные девки ей начали подыгрывать. Всем смешно, кроме Ксюшки. Она уже расплакаться готова была. И, как мне потом сказала, не без повода.

Зашли, начали в мангале костерок разводить, девки продукты доставали. Ксюшка немного ещё помялась с ноги на ногу и у Серёги-хозяина спрашивает: «А где туалет?». Все опять давай ржать. Он, юморист, ей ответил: «Вам — везде!». Она в шоке, это сразу понятно было: глаза округлились, в них паника.

Мне бы, дураку, вступиться за неё, раз уж понравилась, да и не дело это — над девочкой, которая пи-пи хочет сильно, прикалываться. Но молодой я был, против коллектива идти не мог. А народу хотелось шоу. Оксанка, это которая самая нахальная, говорит: «То есть здесь у тебя везде писять можно?». Серёга всей опасности ещё не осознал и ответил «Ага». А она, тварь такая: «А я сильно-сильно хочу, щас написяю. Я прям здесь». И реально начинает юбку задирать, трусы свои белые всем показывает, стягивает их и присаживается. Представляешь? Все охренели от такого разворота, даже девки. Она, конечно, не в наглую присела, прикрылась, где могла, но пацаны всё равно вылупились на неё. Ну, ясен пень, где ещё такое увидишь? Интернетов тогда ещё не было у нас, сам понимаешь. А тут девчонка пЫсает при нас и почти не стесняется. Стеснялась, наверное, но хотелось ей подоминировать слегка, показать, кто тут альфа-самка. Вот и пялились мы все на неё, даже не знаю, долго ли — зрелище-то было невиданное, время застыло. Очнулись все, когда услышали — Ксюша расплакалась. Громко так, в голос, жалобно...»

 

«Ну ни хрена себе ты истории рассказываешь. Бурная у тебя была молодость».

 

«Ага. Слышим — плачет девчонка, все от Оксанки сразу же отлипли и к Ксюше повернулись. А она стоит смирно, голову опустила, ноги вместе и двумя ладошками себе перед джинсов прикрывает, как ребёнок детсадовский. И слёзы такие сильные по лицу текут, и плачет так, как будто жизнь кончена. Я-то ещё не понял сперва, что случилось — подумал, что обидно ей стало от Оксанкиной показухи, что Оксанка может так пописять при всех, а она нет. И все, наверно, не поняли — джинсы эти просторные так хорошо всё дело скрыли. Потом уже я заметил: пыль под кроссовками темнеть начала, заблестела, с одной штанины прямо ручеёк бежит. А после уж и пятна тёмные на ткани проступать начали. А Ксюша так и стояла, плакала, инстинктивно ладошками позор свой прикрыть пыталась. Да куда там. Потом разрыдалась ещё громче и рванула куда-то за дом, в заросли смородины, оставляя брызги на земле. Люди вообще окаменели от такого, Оксанка так в шоке трусы натянула и тоже стоит, смотрит на оставшуюся от Ксюши лужицу, не верит. Видно, всем хотелось её помучить немножко, чтобы терпела, но не думали, что такая взрослая девушка по-настоящему описаться может.

Меня как будто толкнуло что-то — я на компанию забил, побежал за Ксюшей, сам не знал, зачем. Вижу: она сидит на корточках в траве, всхлипывает, доделывает своё мокрое дело — много накопилось, долго же в себе держала. Штаны спустила до коленок, а трусы не стала, так и лила сквозь них — то ли стеснялась всё ещё полностью обнажаться, то ли поняла, что нет смысла их снимать, всё равно уже насквозь промочила. Трусики на ней были розовенькие такие, типа шортиков, с рисунком каким-то детским. Пятно сырое, тёмно-розовое, выделялось — сильно она их описяла. Меня увидела, вскочила, джинсы натянула, отбежала ещё подальше, снова села на траву, колени к лицу подтянула и снова сильно расплакалась — от стыда, видимо.

Вся растрёпанная, лицо слезами залито, глаза красные, на джинсиках разводы тёмные во все стороны... Так мне её жалко стало, подошёл, сел рядом... Вот серьёзно, не знаю, что со мной такое было — начал её гладить по голове, шептать глупости всякие, типа «не плачь, со всеми бывает, ничего страшного». Она сначала не реагировала никак, плакала только. Потом вдруг повернулась и на грудь мне прилегла, я её приобнял... Так и сидели долго-долго...»

 

«Чувак, ну ты даёшь. Прям настоящая история Ромео и Джульетты. С очень мокрым и грустным финалом. А дальше как?»

 

«Потом девки втроём нарисовались. Начали перед Ксюшей извиняться, заикаясь, говорили, что не стали бы смеяться, помогли бы даже, если бы знали, что она так сильно хочет... Потом пацаны такие же смирные подключились, даже развеселить Ксюшку пытались, чтобы не плакала больше. Серёга ей даже какие-то свои старые треники из дома притащил, чтобы переоделась. Вот. Потом вернулись во двор готовые шашлы есть. Старались больше ни о чём таком не говорить. Если пиво поджимало, молча уходили за дом и справляли свои дела. Ксюша тоже разок сходила, но пиво больше не пила.

С ночевой мы с ней не остались, поехали вечером обратно в город. Что там вытворяли три остальные парочки, нам потом, конечно, рассказали, но без подробностей. А нам чужие развлечения не нужны были. Мы, когда приехали, ещё погуляли с ней и у её подъезда долго-долго стояли, разговаривали. Тогда и поцеловались первый раз. Ну, а потом... Как у всех. Первая любовь — она ж навсегда запоминается. Жаль, что после школы разошлись наши пути-дорожки. Даже не знаю, как она там сейчас, разъехались в разные стороны. Но, нет-нет да и вспомню».

 

«Да уж... Странная, конечно, история. Но красивая, ё-моё. Умеешь ты рассказывать».

 

«Странная — это точно. Мы когда встречались с ней, она несколько раз, когда мы одни были, без свидетелей, специально долго в туалет не ходила и писалась, я её ласкал, целовал... Один раз даже на улице рискнули... Понимаешь, нас обоих это как-то заводило, как напоминание, как всё у нас началось. И вот с тех пор со всеми, с кем встречаться пытался, такая ерунда: всё жду, что приспичит ей сильно-сильно и некуда будет уединиться, чтобы побежало по штанишкам. Ни разу пока не случилось. И вроде мелочь, извращение даже, но как-то не складывается всё. Не то».

[Oranжевый]

"Уймись, педофил проклятый! Какая может быть грудь у худенькой девчонки-подростка? Нулевая!!!"

 

Это пять!))) Поставлю что ли в подпись первое предложение!))

 

Дальше читать не смог!) Если бы сидел за столом - сполз бы под стол, а так на кровати некуда было съезжать!)

Дочитаю - отпишусь отдельно)))