Игра-наказание вместе со старшей сестрой

[SgtBed]

Некоторое время назад я прочитал рассказ "Наказание в подгузниках, с старшей сестрой" и подумал, что чего-то мне в нём не хватает.

Используя его фабулу как основу, я переписал рассказ под свои хотелки. Наслаждайтесь:)

 

Спойлер

Эта история произошла летом, когда мне было семь лет. Я уже закончила первый класс, и мои родители организовали себе отпуск на пару недель, чтобы мы всей семьёй съездили к бабушке. Все вчетвером: я ‒ Кайла, одиннадцатилетняя сестра Эшли, мама Кэрол и папа Дениэл.

Путь до бабушки был неблизкий: около трёх часов до побережья и ещё столько же от него. В принципе, можно было бы ехать по другой дороге на полчаса быстрее в сумме, но родители предпочитали делать небольшой крюк и отдыхать полдня на пляже между половинами пути. У бабушки же только река для купания, не море.

 

В день поездки мы позавтракали, оделись в купальники, чтобы на пляже уже не переодеваться, и поехали. И то ли я забыла сходить в туалет перед выездом, то ли слишком много воды выпила, но в районе половины пути меня настиг ощутимый позыв по-маленькому. А я ещё по глупости долго позыв терпела, не сообщая. Про "глупость" я поняла, когда мы проехали мимо заправки с туалетом. Пришлось наконец сообщить, что я в туалет хочу, и ждать следующей возможности свернуть с трассы, которая обещала быть минут через сорок.

Спустя минут пятнадцать мне пришлось уже сжать ноги, а ещё через десяток минут внизу живота появилась некоторая боль, от которой я немного застонала. Оставалось ещё около пятнадцати минут, поэтому мама, подумав, пришла к экстренному решению:

‒ Кайла, если ты совсем-совсем не можешь терпеть, то разрешаю описаться. Купальник быстро высохнет, а юбку твою поменяем. И машину потом просушим. Так что если что, то не переживай.

Это меня немного успокоило, но я всё же упрямо решила дотерпеть до остановки. Кому захочется сидеть в луже?

Мне удалось дотерпеть, но ценой крайних усилий, и в туалете я оказалась буквально в последний момент. Чувствую, что ещё пара минут, и была бы я мокрой.

 

На пляже было по-пляжному хорошо, но жарковато. Мы купались и строили замки из песка, а я из-за жары потела (когда не купалась) и постоянно хотела пить. И пила, хотя мама мне пару раз успела сказать, чтобы я пила поменьше, иначе буду часто бегать до туалетов поблизости. Я предупреждения эти пропустила мимо ушей, так что несколько раз всё-таки пришлось сбегать. Сестра не отставала от меня в этом плане.

Кроме отдыха, мы успели пообедать и ещё раз перекусить в ближних кафе. Всё же мы там полдня были. Я успела полностью выкинуть из головы утреннее "почти-происшествие". А родители в первом из кафе как-то подозрительно на еду смотрели, но всё же решили съесть.

 

Уже ближе к вечеру, как следует отдохнув, мы грузились в машину, стоящую на тенистой стоянке и потому прохладную. Переодеваться нам было уже не надо, так как купальники мы сняли в специальных кабинках на пляже. Поэтому, когда мы садились в машину, у меня под длинной юбкой ничего не было. Собственно, поэтому мама мне и надевала в пляжных поездках или шорты, или длинные юбки.

Когда я забралась в своё детское кресло, мама вместо того, чтобы просто пристегнуть меня, внезапно из сумки достала нечто белое и на вид пластиковое и расправила ‒ какие-то толстые трусы. Я к тому моменту уже успела подзабыть, как выглядят подгузники, так как на детских площадках на мелких детей внимания не обращала, а знакомых сверстников в памперсах у меня не было. Поэтому я их сходу не узнала.

Расправив, мама протянула их мне со словами:

‒ Надень на всякий случай, вдруг опять надо будет срочно в туалет. Ты сегодня много пила.

Я ещё не узнала предмет и потому удивлённо спросила:

‒ Что это?

Ответ пришёл из другого детского кресла, где уже уселась моя старшая сестра:

‒ Подгузники, мелкая! ‒ И хихикает.

‒ Я не мелкая! ‒ О да, меня в то время изрядно злило упоминание, что я ещё не взрослая. ‒ Взрослая я! Всё перетерплю, поэтому памперсы мне не нужны! ‒ Я самонадеянно решила. Тем более что я перед отъездом нормально сходила в туалет и думала, что за всю поездку мне не потребуется выходить вообще. Но мама решила иначе:

‒ Всё же надень на всякий случай. Мне еда с обеда кажется подозрительной, да и пила ты много, поэтому пусть будут. Если сможешь дотерпеть, то хорошо, снимем потом.

‒ Не хочу!

‒ Надо! ‒ Мама начала давить голосом, сестра уже чуть ли не в открытую смеётся, а я собралась упрямиться до последнего. Но тут папа сложил вещи в багажник и, проходя мимо, обронил строгим голосом:

‒ Кайла, надевай уже и не ломай комедию. У бабушки снимешь сухой подгузник, всё равно под твоей юбкой не видно.

Если уж папа вмешался, то меня бы и насильно одели, так что мне не оставалось иного выхода, кроме как подчиниться. Чувствовала я себя униженно. Когда я натянула памперс подобно трусам, мама проконтролировала, как я его надела, и пристегнула меня наконец к креслу. А сестрёнка Эшли прокомментировала:

‒ Кай, теперь тебе можно вообще из машины до дома не выходить! ‒ Мама на эту издёвку неодобрительно на сестру посмотрела, но пока промолчала.

Следующей была очередь пристёгиваться Эшли. И тут мама ей тоже достала подгузник:

‒ Эшли, если ты думаешь, что тебя минует сия участь, то неправильно думаешь. Обед действительно был каким-то подозрительным. Натягивай.

‒ Мама, уж я-то точно большая, в отличие от мелкой!

Настало время вмешаться мне, так как у нас сестрой была длительная история непростых взаимоотношений. Впрочем, дальше словесных нападок это никогда не заходило и, несмотря ни на что, мы с ней любили друг друга.

‒ Эшли, я много раз тебя просила не говорить, что я маленькая!

Мать тут же поддержала:

‒ И вообще, нечего над родной сестрой смеяться! Так что считай подгузник наказанием за то, что плохо обращалась с сестрой. И, кстати, извинись перед ней.

Эшли пришлось извиниться и натянуть подгузник. Правда, для этого ей потребовалось сначала стянуть шорты, так что переодевалась она дольше меня.

И мы поехали. Мы с сестрой достали свои телефоны и начали играть, так как делать было больше нечего.

 

Спустя примерно полчаса мне всё же захотелось по-маленькому, а я поняла, что во время спора была не права в своей оценке, когда мне приспичит. Но, пока мне хотелось не очень сильно, я не решалась объявить о желании, чтобы не вызвать на свою голову порцию шуток про подгузники. И таким образом я, подобно утру, опять пропустила подходящий съезд. И скоро после этого позыв усилился настолько, что надо было уже что-то решать. Зря я столько пила на пляже.

Сообщив о том, что мне приспичило, я получила в ответ от мамы, немного возмущённой:

‒ Дочь, ты специально выбираешь моменты, когда мы далеко от всяких съездов и до следующего ехать три четверти часа? Терпи уж теперь...

Я не была уверена, что дотерплю, но всё же решила попробовать. Не писаться же, как маленькая. А сестра безмолвно показала жестом на памперс и улыбнулась. Издевается.

Спустя четверть часа позыв усилился до боли в животе, а мне пришлось зажать промежность рукой. А ещё я не смогла сдержать стон, так что теперь все в машине знали, что мне уже очень тяжело терпеть. Эшли стала краем глаза наблюдать за мной, хотя сама уже успела объявить, что тоже хочет в туалет.

А ещё через несколько минут я почувствовала, что несмотря на все зажимания, начинаю упускать капельки мочи. Капелька раз... в промежности стало мокро. Капелька два... стало ещё мокрее. Капелька... уже не капелька, а секундная струя, и в промежности на миг стало горячо. Со стоном мне удалось перекрыть и эту струйку, но терпеть я уже не могла.

Я, охнув, сдалась. С громким шипением сильная струя ударила в подгузник, и там вновь стало горячо. Послышалось журчание, подгузник стал дрожать от силы моего потока. Боль внизу живота стала уходить, и я стала чувствовать гигантское облегчение... хорошо-то как! Горячая мокрая область расширилась до попы и до лобка.

Даже возглас Эшли, констатировавшей очевидное, не сбил с меня эмоцию довольства облегчением:

‒ Кайла всё же описалась как маленькая!

Но он привлёк внимание матери:

‒ Эшли, юная леди, я тебе говорила, что не надо издеваться над сестрой?

Сестрёнка резко замолкла, но это её уже не спасло от наказания:

‒ Промолчать надо было до моего вопроса, а не после! Я усиливаю твоё наказание ‒ так как нам хочется побыстрее к бабушке и нам с папой в туалет не нужно, мы останавливаться не будем.

‒ Но я же описаюсь! ‒ Испуганно сказала Эш.

‒ На тебе памперс.

Тем временем я доделала дело, но всеобщее внимание было отвлечено от меня, так что я, смутившись было, быстро успокоилась.

А точка в споре была поставлена, и теперь уже я показывала сестре на подгузник. Та смутилась и всё же решила извиниться:

‒ Извини, Кай.

Прошло несколько минут, и мой памперс уже высох и набух.

Спустя минут десять Эшли уже начала ёрзать и зажиматься, а ещё спустя пятнадцать ‒ зажала себе между ног окончательно. Через несколько минут мы проехали мимо такого желанного сестрой съезда, она его проводила грустным взглядом и задумчиво уставилась на видневшийся вдали городок.

А минуту погодя девочка вдруг вздохнула, выпрямилась в своём кресле, убрала руки от подгузника и раздвинула коленки насколько позволяло кресло. Послышалось негромкое журчание, и Эшли несколько потерянно произнесла:

‒ Я описалась...

Мама не удостоила её ответом. Я после принесённых извинений была не в обиде, потому решила поддержать:

‒ Ты хорошо держалась. ‒ И показываю большой палец. Не сильно это успокоило мрачную сестру, ну да ладно. Я хотя бы попыталась.

 

К концу поездки мне опять захотелось по-маленькому. До дома бабушки оставалось полчаса, и до этого остановок не предполагалось. Пришлось опять терпеть.

За десяток минут позыв усилился так, что я опять еле терпела. И я собралась было пытаться терпеть до конца, но вдруг сообразила, что подгузник-то мой уже мокрый! А это значит, что хуже уже не будет.

Так что я решилась опять пописать в подгузник. Села поудобнее, раздвинула коленки насколько возможно и расслабилась. В промежности стало горячо и влажно, послышалось лёгкое журчание.

Журчание услышала Эшли и на фоне своего мрачного настроения не смогла сдержаться:

‒ Кай решила опять надуть в памперс, чтобы все точно уверились, что она маленькая-маленькая?

Чем она себе заработала уже большое и долгое наказание от мамы:

‒ Эшли, я устала терпеть твои издевательства над Кайлой. Такое ощущение, что это ты тут маленькая, а не она! Твоё наказание подгузником продолжится до вечера.

Эш воскликнула:

‒ Мама, за что-о так долго?! Не хочу!

Но мать уже разозлилась и не собиралась договариваться о снижении:

‒ До утра!

Сестра поняла, что ничего не добьётся, и умолкла, насупившись.

Так мы и доехали до бабушки: я обижалась на Эшли, та обижалась на маму, а мама была сердита на сестру. Справедливости ради, в те времена Эш редко так нарывалась, а я гораздо более часто. Но тот случай был своеобразным исключением из нормы.

 

Когда мы приехали и пообнимались с бабушкой в приветствии, мама в выделенной ей комнате сняла с меня подгузник и вытерла влажной салфеткой мне лобок, промежность и попу, а вот Эшли она положила на кровать, засыпала присыпкой и заставила натянуть новый подгузник. Вдобавок, для того, чтобы сестра не бегала втихую в туалет, родители попросту организовали нас сидеть и играть рядом с ними. У Эш не было шансов сбежать, хотя она пару раз и пыталась. К ночи она успела ещё пару раз использовать памперс. Я выпросила несколько бутылок воды (мама сказала стараться не пить много): одну выпила за вечер (да, я "очень послушно" выполняю такие указания), остальные положила в нашей комнате, чтобы не надо было ночью бегать пить, если захочется.

Поздним вечером мы привели себя в порядок, Эшли поменяли подгузник, и нас определили спать в выделенную нам комнату. Так как бабушке одной много места не нужно, она живёт в небольшом домике и нам с сестрой приходится ютиться в небольшой комнатке на одной кровати. И нас закрыли, чтобы Эш не могла ходить в туалет ночью: её наказание ещё продолжалось.

Нам удалось взять телефоны с собой, воду я запасла, так что мы вместо сна сели играть в телефоны. Попутно выпили ещё бутылку, и спустя часа полтора я почувствовала, что опять хочу писать. И пока играла в телефон так увлеклась, что желание уже сильное. Блин. Эшли-то уже успела надуть в свой подгузник, ей хорошо...

Подёргала дверь. Та не поддалась. Спросила сестру ‒ та хорошего варианта не предложила. Шуметь, стучать в дверь и будить всех в доме значило признаваться в том, что мы не спим (по крайней мере, я тогда так думала). Хорошего варианта не находилось, а позыв всё усиливался.

За десяток минут выход не придумался, а мне уже приходилось стоять, скрючившись, около кровати. И тут я чувствую, что начинаю упускать уже мочу в пижаму. Писаюсь, караул! Эш по моему лицу поняла, что я уже совсем-совсем на грани, и тут ей приходит идея, как минимизировать ущерб. Она мне её озвучивает шёпотом:

‒ Писайся на корточках, по ногам не потечёт и ноги останутся сухими! ‒ Сейчас-то, спустя много лет, я знаю, что лучше оголиться и не мочить бельё, но тогда и у меня, и у сестры было чёткое понятие, что снимать трусы можно только в туалете, при переодевании или в укромных кустиках.

Я села как сказала сестра, и тут из меня с шипением полилось. Трусы и пижамные штаны в промежности мгновенно вымокли, моча потекла на попу и оттуда с штанов на пол. Подо мной стала тёмным пятном собираться лужа.

Пописав, я ещё некоторое время посидела, ожидая, пока всё стечёт, поднялась и ощупала себя в промежности. Как и ощущалось, там всё было мокрым, но ноги действительно не вымокли. Хоть что-то.

Поиграв ещё полчаса, мы наконец устали и попытались лечь спать, но сон что-то не шёл. Мне немного мешали влажные штаны, которые остыли и вызывали уже не самые приятные ощущения (хотя было терпимо, так как от мокрого купальника это не отличалось никак). А через полчаса таких попыток заснуть я поняла, что действительно не стоила так водой напиваться: я опять захотела по-маленькому. Потерпев так некоторое время, я осознала, что не смогу заснуть, не облегчившись. Но меня уже ничего не останавливало от того, чтобы описаться, ведь хуже-то уже не будет. Эшли же опять успела пописать раньше меня, так что я ей ещё раз позавидовала. Под внимательным сестриным взглядом я выползла из кровати, села на корточки и расслабилась. Опять горячая влажность между ног и на ягодицах, обновилась лужа на полу, а я, бросив уже переживать, с чувством выполненного долга ложусь спать и наконец засыпаю в объятьях Эш.

 

Проснулась я от ощущения тёплой влажности. Я успела испугаться: описалась во сне?! Со мной изредка такое случалось. Но мои ощущения говорили, что, наоборот, я сильно хочу в туалет. Что произошло? Открыв глаза, я встретила виноватый взгляд сестрёнки. Она мне шёпотом поведала:

‒ Подгузник полностью протёк...

Так мы выяснили, что памперсы, оказывается, могут протекать. Мокро было вплоть до уровня моих рёбер. А я поняла, что имею моральное право описаться, так как кровать всё равно уже мокрая. Но спросить Эшли надо. Так же шепчу:

‒ Писать хочу...

‒ Писай, тут всё мокрое...

И я писаюсь прямо как лежу, на левом боку и головой на руке Эш. Струи текут по моему левому бедру и спереди (где сгиб ноги), и сзади, под ягодицей. Становится ещё теплее, а область мокрого доходит почти до моего плеча.

Полежав так и окончательно проснувшись, мы вылезли из кровати. Постель представляла ужасающее зрелище с желтоватой лужей в центре, но и мы были не лучше: у меня был мокрым весь левый бок пижамы от почти плеча до икры, а у сестры ‒ весь правый бок пижамы от коленки до уровня середины груди. Попа моя с вечера уже почти высохла, но была ещё влажновата. На полу немного выделялось уже высохшее пятно от моих вечерних неудач. Короче, оценив вид, мы поняли, что попали по полной.

Не успели мы задуматься о нелёгкой своей судьбе, как услышали звук отпирания замка нашей комнаты. Проблемы приближались быстрее, чем мы думали...

Мама (а это была именно она), открыв дверь, увидела всю картину и застыла. А я поняла, что надо успеть представить себя невиноватыми:

‒ Мамочка, зачем ты меня заперла? Я описала-ась! ‒ В конце добавила плаксивых ноток.

Эшли очень быстро сориентировалась и подключилась сконфуженно:

‒ А ещё мой памперс протёк...

Мать, собиравшаяся было что-то сказать, осеклась и задумалась.

Спустя секунду она, видимо, признала, что ситуация несколько сложнее, так что притянула меня к себе (сухим боком) и начала успокаивать, поглаживая по голове:

‒ Да-а, дочки, неудачно получилось...

И мама решила пока спустить ситуацию на тормозах:

‒ Ладно, кровать высушим, а пока пойдём приводить себя в порядок.

Затем мы приняли душ, переоделись в полностью дневное, а тем временем мама пошла наводить в комнате порядок и попутно о чём-то переговорила с бабушкой.

Я уже было подумала, что вся ситуация исчерпана, но после завтрака мама нас посадила перед собой и поставила пустые бутылки, воду из которых мы выпили прошлым вечером. Ой. В комнате также сидела бабушка и наблюдала за разговором.

‒ Мне кажется, что вы, дочки, забыли упомянуть, что и сами напились воды вечером?

Нам не оставалось ничего, кроме как признать этот факт:

‒ Да... ‒ Произнесли мы на два голоса.

Мама, со вздохом:

‒ Я же говорила много не пить... Получается, что и вы не послушались меня, и я ошиблась с закрытием двери, а последствий полная кровать. И вы мокрые как очень маленькие юные леди. А ведь могли бы вечером и постучать громко, что вам мешало? Нехорошо вы поступили, нехорошо...

И замолкла, держа паузу. Мы напряжённо ждали.

‒ Зато я видела по-настоящему сестринскую поддержку. ‒ Мы обрадовались, но мать нас быстро обломала. ‒ Жаль, что она проявляется, только когда вы обе набедокурили как маленькие.

И вдруг мама перескочила к своим воспоминаниям:

‒ А ведь когда вы были маленькие и миленькие, за вами было так интересно ухаживать, когда я высыпалась...

Бабушка подключается и говорит уже маме:

‒ Кэрол, ты тоже когда-то была маленькой и миленькой.

Что-то не туда сворачивает наш разговор. Мама же продолжает, как будто в воспоминаниях:

‒ И что-то мне вспомнилось, как меня однажды наказала моя мама, ваша бабушка. ‒ Кивает на бабушку, а та у неё спрашивает:

‒ Ты про то недельное наказание?

‒ Да, ‒ и уже нам, ‒ я тогда неделю проходила в подгузниках как маленькая. Узнала, как себя будут чувствовать мои дети.

Мне ОЧЕНЬ не нравится тема разговора. И Эшли тоже:

‒ Мама, ты же не хочешь сказать, что...

Сестра не договорила, а мама подхватила:

‒ Что я хочу одеть вас в подгузники! Да, мои милые! Мы с вашей бабушкой хотим поворошить воспоминания, как ухаживать за маленькими детьми, а вам, будущим матерям, имеет смысл понять, что чувствуют дети, и самим увидеть, как за ними ухаживают и почему именно так.

Мы собрались было возмутиться, но не успели:

‒ Считайте это полу-игрой и полу-наказанием. ‒ И тут мама голосом нажимает. ‒ Всё поняли?

По тону матери я догадалась, что с этим мне придётся смириться, и погрустнела. А мама ещё проговорила хозяйственный момент, что теперь закрывать будут не нас в комнате, а туалеты от нас, и они вместе с бабушкой надели нам подгузники вместо трусов, задавив вялые попытки сопротивления. Мы оказались одеты в футболки и подгузники, на которые ничего натягивать не стали, пока находимся дома.

Мне оставалось только попытаться найти хоть что-то хорошее:

‒ Зато можно пить сколько хочешь...

Эш в меня почему-то кинула пустой очень лёгкой пластиковой бутылкой, обозначив своё недовольство.

 

За полчаса мы уже хорошенько отвлеклись от темы подгузников, играя с бабушкой в "Монополию" на полу бабушкиной комнаты. Утро было дождливым, поэтому мы пока на улицу не собирались выходить.

Посреди игры мне приспичило по-маленькому. Я в этот момент сидела на коленках. Поначалу я, увлечённая игрой, вообще позыв не заметила, но он постепенно усилился так, что я почти неосознанно прижала руку к подгузнику. И в этот момент я уже полноценно осознала, что терплю серьёзный позыв. В подгузнике. В туалет меня не пустят и за нами следят, так что я по-любому надую в подгузник. И вчера я уже выяснила, что описанный подгузник не так уж и неприятен. Да даже описанные трусы и пижама не так уж страшны. В чём смысл терпеть тогда? Подумав так, я решилась не пытаться терпеть до конца.

Прямо так, как сидела, я попыталась расслабиться. Успешно. В подгузнике между ног стало тепло, а затем тепло распространилось на лобок и назад, на попу. Посмотрев вниз, я увидела, что поверхность моего подгузника разглаживается, а сам подгузник несколько набухает и немного желтеет. Я описалась.

Эшли и бабушка по моему взгляду всё прекрасно увидели, но обе промолчали. Бабушка не знаю почему, а Эшли посмотрела даже с каким-то сочувствием.

Чуть позже появился лёгкий химический запах, а мой памперс высох и кроме веса и разбухания ничем не напоминал о случившейся аварии. Сойдёт.

 

Через полчаса описалась сестра. А ещё спустя полтора я почувствовала новые позывы: по-маленькому и по-большому. И, будучи увлечённой игрой, я опять это осознала, когда позывы были уже сильными. И если с маленьким делом было всё просто, то что делать с большим? На моей памяти был только один случай лет в пять, когда я не успела полностью донести до горшка и успела испачкать трусы. Я попробовала избежать использования подгузника:

‒ Бабушка, я какать хочу!

Но бабушка лишь усмехнулась и ответила:

‒ Памперс. Поменяю.

То есть выхода у меня нет. Терпеть? Так ведь бесполезно, итог будет тем же, но с мучением терпения. Какаться? Стыдно... А хотя, посторонних тут нет, сестра в том же положении, подгузник я уже описала. Можно и обкакаться.

Так я решилась сделать всё под себя, всё равно иного выхода не проглядывалось.

Чтобы какать было удобнее, я поменяла позу и села на корточки в глубокий присед. Это движение прочно зафиксировало на мне внимание бабушки и Эшли, так что я начала смущаться, но сообразила, как сделать дело поспокойнее:

‒ Отвернитесь, пожалуйста!

Как ни странно, они отвернулись. А я расслабилась, чтобы сделать свои дела, и стала смотреть на свой подгузник: любопытно же. Сразу же я начала писать, так как маленький позыв тоже был сильным. В промежности и на попе стало горячо и мокро, а на поверхности памперса появилось пятно. Параллельно начала медленное движение твёрдая масса у меня в попе. Когда я закончила писать, масса ещё не начала выходить из попы, так что я, как обычно в таких случаях, потужилась, чтобы побыстрее всё протолкнуть. После нескольких пуков какашка, раздвигая сфинктер, начала из меня выходить и упёрлась в подгузник. Выглядело это так, что немного оттопырилось одно место на подгузнике. Появился запах. Я вздохнула, ещё раз потужилась, сильнее и оттого с лёгким стоном, и мне удалось выдавить ещё немного. Горячая масса стала заполнять пространство между ягодиц и пачкать их. Я ещё раз вздохнула и потужилась ещё сильнее, простонав в голос, и вдруг из меня с хорошим таким пуком вышло очень много более мягкого, заполняя пространство между ягодицами, пачкая их и распространяясь вперёд и назад по ложбинке между ягодицами. небольшой бугор на подгузнике расширился в разные стороны, стал круглее, но не стал выше. Оставалось потужиться ещё раз, чтобы додавить из себя остатки, и контрольный. Я успешно обкакалась и чувствовала облегчение от сделанного дела. От кучи в памперсе ощущения были странными, но не сказать что неприятными.

Через несколько секунд, слыша, что я не вздыхаю и не тужусь, бабушка подаёт голос:

‒ Кайла, ты закончила?

Поднимаю взгляд и вижу, что бабушка и Эш смотрят на меня. Смущаюсь и краснею. Поэтому мой ответ очень тихий:

‒ Да...

Бабушка поднялась и сказала мне пойти к ванной. Поднявшись, я чисто из-за позы сжала тёплое содержимое памперса ягодицами, и оно ещё сильнее их испачкало и распространилось ещё вперёд и назад. Постояв секунду, я оценила эти ощущения и всё же пошла через половину дома к двери в ванную. Шагом я ещё немного посжимала массу и та ещё немного размазалась. Странно и терпимо. По пути мама заметила меня в грязном подгузнике, но, увидев бабушку с сестрой, не стала за нами идти. Сестру бабушка взяла с собой, пояснив:

‒ Посмотри, как менять подгузник. Пригодится.

В ванной бабушка поставила меня в душ к себе спиной, расстегнула мой памперс и чистой частью несколько стёрла самую грязь. В этот момент Эш не удержалась и прокомментировала:

‒ Ой, как грязно!

Я, и без того смущённая, покраснела ещё сильнее. А потом, отрегулировав температуру воды, с помощью душа вымыла мне попу, промежность и лобок. Затем бабушка мне вытерла всё ниже пояса полотенцем, и прямо так, голышом и сверкая краснющим лицом, пошла обратно в комнату. Там бабушка мне сказала лечь на клеёнку, затем посыпала мне промежность чем-то (для сестры разъяснила, что это присыпка, чтобы кожа под подгузником не страдала) и натянула мне памперс.

На фоне полученного опыта грязного подгузника и голой прогулки до комнаты, мне даже наличие сухого памперса показалось хорошим событием. Какой ужас...

 

После обкаканного подгузника я задумалась, что чувствую во время такого наказания и как к нему относиться. С одной стороны, это очень сильно смущает. С другой стороны, я внезапно поняла, что само по себе использование памперса не так уж и ужасно. Да, в грязном подгузнике неудобно. Но боюсь-то я не этого, а того, что скажут родственники! И прочие окружающие. А сам по себе подгузник можно и перетерпеть, даже грязный.

 

Мы доиграли в "Монополию" до обеда. К обеду Эшли уже немного зажималась, но пыталась изображать, что вот вообще не хочет в туалет. Прямо перед обедом пришла мама и устроила сестре смену памперса при нас. Положила, сняла подгузник, протерла влажными салфетками Эш всё, подняв её ноги, посыпала той самой присыпкой и натянула новый памперс. Эшли краснела от смущения, я смотрела.

На обеде оказалось, что мама с бабушкой на подгузниках не остановились. Вместо того, чтобы как обычно рассадить нас за столом, они посадили нас с сестрой к себе на колени и стали кормить с ложечки. Я опять начала смущаться, как и Эш, но вдруг осознала, что мне нравится. Меня, сидящую у неё на коленях, приобнимает бабушка и подносит еду на ложке или вилке, приговаривая:

‒ Ложечку за папу... ‒ папа усмехается, ‒ ложечку за маму...

Эхом мамино для Эшли:

‒ Ложечку за бабушку... ложечку за меня...

Боже мой, как приятно, что о тебе так заботятся!

А пока я млела, сестра постепенно начинала всё активнее ёрзать и зажиматься. Да и не так сильно она получала удовольствие, как я. Типа взрослая. Мама кидала на неё немного беспокойные взгляды, но решила ничего не делать. Почти весь обед она так страдала, пока в какой-то момент не скривилась и не зажалась по полной, зажмурив глаза. Несколько секунд она так неподвижно просидела, после чего вдруг широко раскрыла глаза и начала краснеть. Послышалось громкое журчание и негромкое шипение с её стороны. Эш сдавленно прошептала в тишине, нарушаемой лишь ей самой:

‒ Писаюсь...

Мама широко улыбнулась, сильнее приобняла сестрёнку, но промолчала. Я же ей посочувствовала: думаю, если б я так привлекла всеобщее внимание, то тоже бы смущалась.

Спустя десяток секунд журчание прекратилось, а бабушка дёрнулась что-то сказать (думаю, что что-то насмешливое, она иногда так может), но мама сделала ей страшные глаза, так что все промолчали. А потом бабушка продолжила меня кормить, да и мама продолжила кормить Эшли, ведь она не доела ещё.

После обеда и чая бабушка отправилась отдохнуть, а мама, папа и мы с сестрой организовались в родительской комнате смотреть мультфильм. Родители так совмещали отдых и слежение за нами. А мы с Эш сидели на диване, смотрели мультик и пили газировку. Много газировки, ведь мы себя не ограничивали. После чая и большого количества газированной воды я быстро захотела по-маленькому и по-тихому пописала в подгузник. А потом ещё раз, после чего памперс сох минут пять. И в конце мультика я описалась в третий раз, после чего мой подгузник протёк. Я этого даже не заметила, пока дула в него, но когда закончила, я внезапно почувствовала тёплую влагу под бёдрами там, где уже подгузника не было. Я, не поверив, потрогала там рукой ‒ действительно, подо мной оказалось довольно мокро. В ужасе я встала с дивана, и стала смотреть на диван, повернувшись спиной к сестре. А та не замедлила заметить:

‒ Сестрёнка, у тебя с памперса немножко капает! ‒ А я сама заметила, что у меня по ногам потекли капельки мочи.

Тем временем я также увидела мокрое пятно на покрывале на диване там, где только что сидела. Ой. В этот момент поднялась со своего дивана мама, и мне только оставалось констатировать:

‒ Мама, кажется, мой подгузник протёк...

Стою, боюсь, что скажет мама? А она усмехнулась:

‒ Хорошо, что я подложила на диван клеёнку, мокрое только покрывало.

Я с облегчением выдохнула, а Эшли задумалась:

‒ Что-то я уже боюсь писать в мой памперс... ‒ И вдруг она улыбнулась пришедшей мысли и удивила нас. ‒ Но если покрывало уже мокрое, а под ним клеёнка, ничего же не будет, если я вдруг покрывало ещё больше замочу?

Я на неё уставилась в удивлении, а мама так же удивительно для меня ответила:

‒ Да, конечно, ничего не будет.

Сестра в ответ на это просто замерла, немного покраснела под нашим взглядом, а от неё послышалось едва слышимое на фоне мультика журчание. Она описалась. Через десяток секунд я увидела потемнение покрывала под её попой. Ясно, её памперс тоже протёк. В этот момент Эш сказала немного растерянно:

‒ Мокро...

Когда Эшли закончила, мама нас обеих повела в ванную, где в душе вымыла обеих так же, как меня мыла бабушка когда я обкакалась. И в родительскую комнату мы обе пришли голопопые, но я уже почти не смущалась. Там нам посыпали где надо и как надо и натянули новые памперсы.

Уже будучи в новом подгузнике, я вдруг поняла, что, оказывается, подгузник довольно удобен, если не протекает. Если бы не он, я бы с начала мультика постоянно бегала в туалет, а так пару раз описалась и ничего...

 

Вскоре после окончания мультика мама вывела нас с сестрой во двор гулять, так как дождь уже пару часов как кончился и земля подсохла. Двор у бабушкиного дома довольно большой: на нём помещаются и бабушкины теплицы, и сад с яблонями и вишнями, и примыкающая к дому площадка, укрытая кустами со всех прочих сторон. На площадке в то время были лавка, надувной бассейн и некоторое количество игрушек. Вот на эту площадку мы и пошли, причём мама взяла зачем-то сумку.

На улицу нам надели юбки, чтобы не выставлять напоказ наши подгузники. С определённых ракурсов они были всё же видны, но за кустами нашего двора для того, чтобы заметить наши памперсы, надо было постараться. Поэтому я на игровой полянке очень быстро отвлеклась от смущения и стала играть почти как обычно. Разве что спустя четверть часа пописала в подгузник посреди игры. Действительно удобно, чтобы не прерывать игру...

Спустя ещё полчаса Эш стала приплясывать, немного придерживая юбку. Хочет в туалет? Не успела я задать этот вопрос, как мама это тоже заметила:

‒ Эшли, ты хочешь в туалет? ‒ Немного удивлённо.

Сестра поняла, что её заметили, и тихо ответила, краснея:

‒ Да, мама...

‒ Тогда почему не используешь памперс?

‒ Я какать хочу... ‒ Эшли сказала это ещё тише и зажмурилась.

Мама подошла к ней и наклонилась, нежно взяв за руку и говоря мягким голосом:

‒ Ну что же ты, малышка? Какай в памперс...

По щеке Эш скатилась слезинка, а сама она сказала совсем тихо, почти шёпотом:

‒ Стыдно-то как...

Вдруг Эшли дёрнулась и наклонилась вперёд, видимо, пытаясь стерпеть позыв. И замерла, уже плача. Кажется, не утерпела.

Мою гипотезу сестра подтвердила, рыдая и садясь на корточки:

‒ Я обка-а-кала-а-сь!

Мама присела к ней и прижала Эшли к груди, позволяя выплакаться и шёпотом говоря всякие успокаивающие слова.

Спустя несколько минут Эш уже успокоилась, и они вместе с мамой встали и пошли к лавочке, на которой стояла мамина сумка. При этом сестра повернулась ко мне спиной и я увидела, что её подгузник серьёзно так отвисает. Да и запах немножко появился, хотя и не сильный, так как я была от сестры в десятке шагов.

У лавки мама открыла сумку, а Эш воскликнула удивлённо:

‒ Прямо здесь?!

Мама подтвердила и сняла сестрину юбку. Неожиданно, честно говоря. Я думала, они в дом пойдут.

Затем мама сняла и памперс Эшли, и я увидела, что её ягодицы действительно грязные. Мама ей протёрла там сначала подгузником, а потом влажными салфетками. При вытирании влажными салфетками сестрёнка пожаловалась, что ветер (слабо ощущаемый мной в одежде) холодит кожу в неназываемом месте, так что мама по-быстрому привела очень сильно смущённую Эш в порядок и натянула ей новый памперс, поверх которого опять надела юбку.

После всего этого мы продолжили играть, а мама позвала папу надувать и наполнять бассейн.

 

Спустя ещё полчаса бассейн был готов. Мы с Эшли предвкушали купание, поэтому когда папа нас позвал, мы оказались около бассейна за секунду. И в этот момент я поняла что кое-чего не хватает. Мы ещё не переоделись в купальники. Поэтому я задала вопрос:

‒ Мама, я сбегаю за купальником?

Мама почему-то улыбнулась и ответила хитро:

‒ Маленькие, вам купальники сейчас не нужны.

Эшли не удержала удивления:

‒ Это как?!

‒ Вы же на пляже видели, что некоторые маленькие дети купаются совсем голенькими? ‒ И после небольшой паузы. ‒ Вы сегодня будете так же.

Ой. Хотя... Я по всему дому успела побегать чуть ли не голой, Эшли недавно подгузник меняли прямо здесь. И нас на этой полянке никто не видит. Переживу.

Сестра тоже промолчала. Думаю, пришла к тем же выводам.

Пока Эш и я смущались, бабушка и мама нас быстро раздели догола и наконец пустили в бассейн. Мы максимально быстро запрыгнули в бассейн, и я за несколько минут игры успела вообще забыть, что без купальника. Игра и водные проказы вытеснили из моей головы все лишние мысли, и я просто наслаждалась жизнью.

Но через десяток минут в прохладной воде я заметила, что уже сильно хочу по-маленькому. Писать в воду я как-то не привыкла, поэтому пришлось говорить о желании маме. А мама попросила меня вылезти из бассейна, после чего внезапно подхватила меня под коленки и за спину и стала держать над травой прямо у лестницы в бассейн. И сказала:

‒ Писай!

Я стала краснеть, но заметила, что поза-то удобная. Поэтому расслабилась и пописала так на траву на виду у всей семьи. Смутилась ужасно, но после этого меня отпустили обратно купаться, поэтому я забыла об этом очень быстро.

Чуть позже так же писала и Эшли (но с папиных рук, потому что мама такую тяжёлую девочку уже не удержит), и выглядело это со стороны очень любопытно. При таком держании получилось, что у неё была низко попа и низ спины, а ноги ‒ повыше.

А потом мы ещё купались, затем нас вытерли, вернули в памперсы, дали немного поиграть и накормили ужином.

 

Через некоторое время после ужина мне второй раз за день захотелось по-большому. Поначалу я этого даже не заметила, но в какой-то момент позыв усилился так, что даже в увлечении игрой в куклы его стало трудно игнорировать. Я по привычке собралась было найти момент для побега в туалет, но быстро вспомнила, что туалет для меня закрыт. Пощупала подгузник ‒ он присутствует.

Всё ясно ‒ придётся какаться. Я уже даже не испугалась этого вывода. Прогресс, однако. А ещё я, страшась собственной смелости, подумала: интересно, а как это ‒ какать стоя?

Ведомая любопытством, я встала с колен с куклой и расслабилась. Поначалу ничего не произошло, а какать я не начала. Я потужилась. О, процесс пошёл, но трудно. Я стала тужиться дальше. В этот момент бабушка заметила моё состояние, и спросила:

‒ Кайли, ты какаешь?

Я, тужась:

‒ Да!

От меня отстали, но начали наблюдать. А я смутилась, но продолжила тужиться.

С очередного потуга вдруг процесс пошёл: я громко пукнула, а после пука с бульканьем под моей попой образовалась горячая почти жидкая масса, пачкающая мои ягодицы и ложбинку между ними. И на этом я поняла, что всё, больше мне какать не хочется и нечем. Оставалось только немного пописать в подгузник и идти сдаваться бабушке.

Впечатления от эксперимента у меня двоякие. Странно, что мне вообще пришла в голову такая идея. Но само большое дело стоя делать просто немного труднее, чем сидя.

 

Ночью, уже засыпая, я подводила для себя итоги дня. И... Странно. Странно, что я уже с подгузником почти смирилась. Странно, что я вечером придумала устроить эксперимент с походом по-большому, а не забилась куда-то в угол, смущаясь и надеясь не обкакаться. И самое странное, что я уже не считала хождение в подгузнике вселенским злом.

А в следующую почти неделю меня ждало продолжение наказания-игры в маленького ребёнка, в конце которого я даже нашла в этой игре удовольствие. Ведь в памперсе не надо напрягаться, бегать в туалет по каждому позыву и терпеть, если туалет не доступен или хочется что-то доделать. Просто писаешь под себя как только захочется. Правда, так же какать получается не всегда: не будешь же какаться прямо во время еды. Но и там проще, чем бегать в туалет, ведь если не хочется отрываться от игры, то и не надо: какаешься прямо так и доделываешь что хочешь.

 

***

 

За четыре дня наказания я успела найти прелесть подгузников и уже считала происходящее больше игрой, чем наказанием. Я уже даже устроила серию опытов по использованию памперса в разных позах. А Эшли пару раз поменяла мой подгузник.

Утром пятого дня мама, сняв с нас ночные памперсы, внезапно не стала нам надевать новые, а одела в какие-то толстые трусы, поверх которых нам надела ещё и пластиковые трусы. Когда мы попробовали поинтересоваться, зачем это, мама ответила так:

‒ Девочки мои, мы с вашей бабушкой вспомнили, что вы в младшем возрасте носили не только подгузники. Когда вы становились чуть постарше, наступал этап приучения к горшку. Но... но представьте себе, что вы всю жизнь носите памперс, в нём сухо и хорошо, когда вы туда написали. Вам захочется бегать куда-то далеко на горшок?

А ведь действительно, мне именно за это подгузники и понравились, можно же их использовать когда угодно и где угодно. Поэтому смело отвечаю:

‒ Не-а, не захочется!

‒ Правильно, Кайли! Поэтому для приучения к горшку маленьким деткам дают такую одежду, которая не сохнет, а через пару дней показывают горшок. И они с радостью начинают делать дела туда!

Что-то мне не нравится, куда ведёт беседу мама. А она продолжила:

‒ С вами мы поступим почти так же. Сегодня вы походите в такой одежде, как будто ни разу в жизни не видели горшка. И горшки мы вам доставать не будем. А завтра мы достанем горшки.

Ну хоть не пару дней будем страдать... А хотя стоп. Мне уже приходили мысли попробовать пописать в штаны, чтобы узнать, как это. А сегодня мне представляют такую возможность! Хм...

Пока я удивлённо понимала, что мне сегодняшняя идея нравится, Эшли попробовала немного возмутиться, но ничего не добилась. А потом мы пошли завтракать.

 

Сегодня благодаря хорошей погоде мы вышли во двор сразу после завтрака. И во дворе мама сняла с нас внешние пластиковые трусы, поясняя:

‒ Пластиковые трусы нужны для того, чтобы вы, когда писаетесь, не описали всё вокруг. Во дворе это не нужно, а в них вы взопреете.

С полчаса мы с мамой и Эш играли, а потом я поняла, что хочу и по-маленькому, и по-большому. В этот момент мы играли в мяч. Я не хотела отрываться от игры и знала, что если начну писать, то придётся и какать. Поэтому решила потерпеть и поиграть ещё.

Поиграв несколько минут, я довела позывы до почти нестерпимых, и мне не оставалось ничего иного, как остановить игру. А ещё мне захотелось посмотреть на свои трусы во время делания дел. Когда до меня в очередной раз докатился мячик, я его отправила маме, а сама ойкнула и, не стесняясь, села на корточки, уставилась на свои трусы и расслабилась.

Сразу же я почувствовала, как сильная горячая струя с шипением бьёт в трусы и начинает растекаться по промежности и вниз до попы. Через пару секунд мокрая область дошла до резинок трусов у моих ягодиц, и я увидела, как оттуда на траву стало капать. В этом месте край трусов намок. Параллельно я почувствовала, что из меня начинает понемногу выходить кал, но он, упёршись в трусы, остановился, образовав на трусах небольшой бугорок. Через десяток секунд, когда я уже заканчивала писать, появилось мокрое пятно на трусах впереди промежности: я уже достаточно намочила трусы, чтобы промокли все слои.

Закончив маленькое дело, я обратила внимание на большое и стала тужиться. С первого же потуга небольшой бугорок в трусах увеличился в размерах. Но дело шло трудновато, и мне пришлось сделать четыре потуга. Последний закончился громким пуком, и я поняла, что закончила какать. В трусах была большая куча, которая одну резинку оттянула так, что я видела свою какашку. А ещё мокрые трусы начали уже немного остывать и не собирались сохнуть.

Подняв взгляд, я увидела, что на меня смотрят все: и сестра, и мама, и бабушка. Бабушка, увидев мой взгляд, спросила:

‒ Ты закончила?

‒ Да!

‒ Иди ко мне переодеваться.

На лавочке бабушка меня переодела в серые детские колготки без трусов, и я продолжила играть дальше. Когда бабушка натягивала мне колготки, я успела подумать: "как это ‒ писаться стоя без памперса?"

 

Через некоторое время описалась Эшли, а незадолго перед обедом мне опять захотелось по-маленькому. Мы опять играли в мяч, хотя между моим прошлым делом и этим успели и в дочки-матери сыграть. Я, увлечённая игрой, позыв не заметила, просто неосознанно начав зажиматься. После подгузников я ясно чувствовала их отсутствие, поэтому пыталась терпеть, не осознавая это. Мама, заметив мои зажимания, задержала у себя мячик и спросила:

‒ Кайла, ты пи-пи хочешь?

Благодаря этому вопросу я наконец заметила позыв, вспомнила, что туалета всё равно нет, и, вспомнив также свою мысль про маленькое дело стоя, решила описаться прямо так как стояла.

Сказано ‒ сделано. Отвечая "да" на мамин вопрос, я перестаю зажиматься, смотрю на колготки и расслабляюсь. Появляется тихое шипение, а впереди промежности становится горячо и мокро. На колготках между ног появляется тёмное пятно, которое быстро растёт вниз по внутренней стороне бёдер и голеней. Я чувствую, как там щекотно бегут тёплые струйки, достигая пяток и стекая с тапочек. Через десяток секунд с облегчением заканчиваю и под всеобщими взглядами иду сдаваться бабушке.

 

После обеда мы, как обычно, пошли смотреть мультики. Но сегодня мама вдруг предложила:

‒ Кто-нибудь хочет попробовать полежать в пелёнке?

Я, раз уж настроилась попробовать всё, сразу же вызвалась добровольцем под странным взглядом сестры. На мне бабушка стала показывать, как сворачивается марлевый подгузник. Для начала, она взяла большой кусок марли, свернула его в несколько слоёв и как-то хитроумно его сложила так, что получился треугольник с толстой прямоугольной полосой марли посередине. На эту полосу бабушка положила такую же толстую полосу ещё. А потом положила меня так, что толстая полоса оказалась под попой и после заворачивания проходила у меня между ног от низа спины до низа живота. Я оказалась в своеобразном подгузнике. После этого мама, сменившая бабушку, ещё и в пелёнку меня завернула вместе с руками. Теперь я могла пошевелиться только очень ограниченно. Так я и смотрела мультфильмы: лёжа в пелёнке и, чтобы было видно телевизор, уперев голову на бедро севшей рядом маме.

Под конец мультиков я захотела по-маленькому. Так как было понятно, что как только я описаюсь, придётся отвлекаться от просмотра и менять, я решила потерпеть. За десяток минут позыв стал очень сильным, но в этот момент мультфильм кончился, и стало не от чего отвлекаться. Поэтому я расслабилась.

В промежности стало горячо и мокро, спустя секунду мокро стало и попе, а потом тёплая мокрая область стала распространяться на спину и бёдра. Ой.

Через некоторое время я с облегчением закончила, промокнув до середины спины, а в этот момент сестра выключила телевизор, зная, что дальше будет неинтересный сериал. Мама встала, перестав давать опору моей голове, и стала проверять мою пелёнку. Развернув её, мать всплеснула руками:

‒ Мокрая! И как долго ты собиралась молчать?

‒ Не собиралась! Только что описалась.

‒ Ладно, поверю. Сейчас оденем тебя в колготки и пойдём гулять и купаться.

Так и сделали.

 

В первой половине прогулки я успела надуть в колготки на корточках вскоре после конца купания (струйки интересно с попы текут), а Эшли аж дважды меняла одежду: в самом начале прогулки (прямо перед купанием) она намочила многослойные трусы, а уже после купания обкакала трусы-шорты, так как в колготки одеваться не хотела.

Ближе к концу прогулки я вновь почувствовала оба позыва к большим и маленьким делам, уже сильные, так как я была увлечена игрой. В этот момент мы играли в дочки-матери, и сестра была за мать. Мне показалось хорошей идеей добавить реализма в игру, и я прямо во время разговора с Эш (она меня понарошку распекала за разбросанные игрушки) встала ннмного поудобнее и расслабилась.

Под удивлённым взглядом Эшли у меня на колготках появилось увеличивающееся пятно, а сзади я стала чувствовать, как медленно выползающий кал постепенно раздвигает мои ягодицы. Появился запах. Сестрица постоянно удивляется тому, что я уже не стесняюсь делать дела при них, потому что сама ещё стесняется и старается в такие моменты не привлекать к себе внимания, раз уж не может спрятаться.

Увидев, что я от игры отвлеклась на неотложное дело, стоящая передо мной Эшли только прокомментировала несколько обескураженно:

‒ Ничего себе реалистичная игра...

Пописав, я, как обычно, стала тужиться, чтобы побыстрее сделать большое дело. Горячая нетвёрдая масса, появившаяся в колготках, сначала упёрлась в шов, а потом внезапно проскользнула в левую штанину уже мокрых колготок и совсем чуть-чуть скользнула в правую. Необычно чувствовать какашку на бедре, а она уже спустилась до середины левого. Хотя ягодицам тоже досталось.

С минуту потужившись, я поняла, что всё, больше мне выдавить из себя не удастся. И на этом пошла сдаваться маме, наблюдающей за мной. Из-за моих шагов колкотки на бёдрах и попе то натягивались, но нет, и это немного размазывало кал по ягодицам и ногам. Любопытно...

Когда с меня сняли колготки, выяснилось, что я очень-очень грязная. Поэтому мы с мамой (я, разумеется, с голой попой) подошли к канаве рядом с бассейном, куда родители сливают воду оттуда, и для отмывания мама использовала шланг, по которому бассейн наполняют. Так мама меня подмыла и, вернувшись к лавочке, одела в новые колготки.

 

В следующий раз мне захотелось по-маленькому во время ужина, когда я сидела на коленках у мамы. Меня ещё не одели в пластиковые трусы, и я оставалась в колготках. Помня про нежелательность мочить обстановку и думая, что мама расстроится, если я её описаю, я решила потерпеть до конца ужина.

Дотерпела, но сразу после ужина был чай, и тогда я уже начала ёрзать от почти нестерпимого позыва, всё ещё сидя на коленях. Мама это заметила и тихо-тихо спросила меня на ушко:

‒ Дочь, ты хочешь в туалет? ‒ И наклонила голову, чтобы я могла ей так же тихо на ухо ответить:

‒ Да, я хочу писать, но я без пластиковых трусов...

Тут мать меня сильно удивила:

‒ Писайся так, я разрешаю.

Я аж не поверила и переспросила:

‒ Точно-точно можно?

‒ Точно-точно! ‒ В её шёпоте слышалась улыбка.

Удивительно! Я всё равно не поверила, и упрямо попыталась продолжить пить чай. Взяла чашку, начала пить, и тут позыв стал совсем нестерпимым. Настолько нестерпимым, что я упустила капельку в колготки... и поняла, что маминым разрешением придётся воспользоваться, ведь в позе с расставленными вширь ногами при сидении терпеть дальше я не смогу. Держа чашку перед губами, я прекратила ёрзать, села прямо и с вздохом счастья расслабила мышцы между ног. Сразу же с шипением появилась сильная струя и ударила в колготки, начав растекаться по промежности и попе и далее с журчанием утекая куда-то вниз. Какое облегчение! И всё равно, что на меня все смотрят...

Пописав, я допила свой чай, раз он у меня в руках, и продолжила сидеть как сидела, пока мама допивала свой. Колготки начали остывать. И, когда мама тоже завершила чаепитие, мы пошли меня подмывать и переодевать. При этом мама почему-то была довольна как стадо слонов. Я сама этому удивилась.

 

Ночью мы с сестрой продолжили быть в памперсах, а на следующий день мы начали использовать горшок. И всё, после этого наше приключение-наказание кончилось.

 

***

 

Как-то так прошло наше наказание-игра. Я поняла, что иногда приятно побыть маленькой и что иногда надеть подгузник очень удобно. И уже совершенно спокойно отнеслась к тому, что на обратном пути родители одели меня в памперс на всякий случай. Потом лет до двенадцати я в дальних поездках была в подгузниках. Удобно же. Иногда я втайне позволяла себе устроить аварии и легко влилась в нудизм, когда родители наконец решили взять нас на нудистский пляж (выяснилось, что они давно практикуют нудизм, но нас не брали). И с разрешения мамы стала часто позволять себе не носить трусы, особенно летом.

А через год после этой истории с наказанием мама родила нам маленького братика. Как я потом узнала, она окончательно решилась на это именно в момент, когда я описалась у неё на коленках, и за пару месяцев убедила папу в том, что третий ребёнок ‒ это хорошо.

 

 

[Toster]

Тоже несколько раз читал рассказ который был взят за основу и у тебя хорошо вышло! 

[Artem123]

Интересный рассказ

[OmorashiBoy]

Это даже лучше оригинала

[Бэмби]

Конец оказался очень милым! Получилось классно~