Перейти к содержанию

Живая игрушка 2


Vampire

Рекомендуемые сообщения

Время уже становилось почти к ночи, и от этого я чуть ли не засыпал на ходу. Полина сама тоже чуть не засыпала на ходу. Своим сонным взглядом Полина посмотрела на часы и протараторила: “Глянь время-то сколько, тебе давно уже пора в пеленочки и спатеньки.  Я сейчас только схожу, умоюсь, и будем мы пеленаться перед сном.”

То, что сказала Полина − привело меня в “боевую готовность”. Я взбодрился, потому что мне никак не хотелось спать в пеленках.

“Только не пеленки”, − подумал я с ужасом и с таким же ужасом ожидал, когда Полина умоется и выйдет.

Выйдя из ванной, Полина сразу направилась в мою сторону. Подойдя ко мне, Полина взяла меня за руку и повела.

Я знал куда она ведет меня, поэтому я заплакал и начал уже брыкаться

Но Полина очень сильная женщина (о том насколько она сильная, я узнал еще вчера), поэтому она легко меня тащила в спальню.

Полина тянула меня в спальню за руку и от этого у меня появился небольшой дискомфорт в ключице: казалось, будто Полина мне сейчас просто оторвет руку.

Притащив меня в спальню, Полина взяла меня брыкающегося и плачущего на руки и нежно уложила на заранее расстеленные пеленки. Полина стянула с меня всю одежду, но почему-то не стала пеленать меня.

“Моя искорка сегодня что-то уж слишком беспокойная – защебетала мне Полина: − Поэтому этих трех пеленок моей крохе будет мало. Нужно настелить еще пеленок.”

Полина взяла меня на руки и понесла меня к шкафу. Оказавшись на руках у Полины, я немного поуспокоился и перестал брыкаться, но все еще плакал. Я начинал замечать за собой, что мне становилось очень приятно находиться на нежных руках Полины.

Полина держала меня на одной руке, а другой своей рукой она доставала из шкафа кипу с определенным количеством пеленок. Взяв эту кипу, Полина понесла меня к расстеленным пеленкам. Все еще держа меня одной рукой, Полина другой рукой раскладывала пеленки на расстеленные. И каждую очередную разложенную пеленку Полина разглаживала ладонью от всех складок и неровностей.

“Сейчас достелю пеленочек – щебетала мне Полина уже бархатным голосом: − И хорошенько тебя спеленаю. Будет тебе в пеленочках спокойнее. Нужно будет даже тебя потуже спеленать, поскольку ты у меня сегодня такой беспокойный.”

Закончив с расстиланием, Полина уложила меня на пеленки, и от этого я заплакал с такой небывалой силой и с такой же силой начал брыкаться.

“А-о-у-а-о-у-а-о-у!!!!” – капризничал я с такой силой, показывая свое сходство с младенцем. А слезы текли у меня словно водопад, и мое лицо сделалось все мокрым от слез.

“ Да ты же моя капризулька. Сейчас я только по туже спеленаю тебя. И  будешь успокаиваться в пеленочках.” −  нежно лепетала мне Полина.

Полина, мягко придерживая меня, ловко и быстрыми движениями спеленала мне сначала ноги первой пеленкой; затем второй пеленкой Полина так же ловко и быстро спеленала мне руки.

“Та-а-а-ак….  Поверхностно спеленали мою капризульку. − ласково мурлыкала мне Полина: − Теперь спеленаем более тщательно. ”

Спеленав в эти две пеленки, Полина ограничила меня в подвижности. Когда Полина продолжила пеленать меня в остальные пеленки, я стал еще сильнее брыкаться, чтобы не дать Полине спеленать меня до конца и заодно освободиться из этих двух пеленок.

Но Полина с легкостью и не торопясь, пеленала меня в остальные пеленки. Мои брыкания Полине как об стенку горох.

“Во-о-от та-а-ак… Ножки моей крохе спеленали как следует. Теперь как следует спеленаем ручки. Сначала одну ручку, теперь другую ручку…..” – прощебетала Полина.

 “Ух, как брыкается!” – восклицала с улыбкой Полина.

 “Ничего, сейчас закончу пеленать, и моя кроха в тугих пеленочках успокоится и будет так сладко спать и сопеть носиком.” – снова ласково защебетала мне Полина, поочередно оборачивая пеленку с одной и другой стороны вокруг моих рук.

Когда я почувствовал, что мне руками и ногами не пошевелить, то  начал так истошно плакать, что никогда в жизни так не плакал. Я буквально “взрывался” от своей истерики.

“Ааа-ооо-ууу-ааа-ооо-ууу!!!!” – прокапризничал я во весь голос, при этом громко и обидно всхлипывая.

Я уже чувствовал себя и так беспомощным, а Полина не прекращала пеленать меня своими нежными и одновременно беспощадными движениями, делая меня еще больше беспомощней.

“Что же мы так плачем и кричим прямо как резанные. Я же тебя не режу. А отдаю тебе столько ласки и любви… ” – мурлыкала мне Полина настолько бархатистым голоском, насколько этот голосок ей возможен.

На этот бархатный голос Полины я вообще нисколько не обращал внимания, продолжая истошно плакать.

Полина, сделав паузу в процессе пеленания, наклонилась ко мне и, чтобы как-то меня успокоить, Полина поцеловала меня по-родительски. Но этот поцелуй на меня совсем не подействовал успокаивающе: мне очень было обидно, что Полина опять так со мной поступает, и еще мне было обиднее, что Полина так туго пеленает меня.

Когда пеленание закончилось полностью, то Полина довольная тем, что таким пеленанием “превратила” меня в беспомощного младенца, ласково прощебетала: “Ну вот, спеленали мою капризульку ненаглядную; теперь мы  сейчас легко успокоимся”

После всего Полина сразу взяла меня руки.

Оказавшись на нежных руках Полины, я с огромным удивлением заметил, что уже сам начал успокаиваться, а мои капризы начали стихать. При том, что Полина никаких других успокаивающих действий надо мной не предпринимала, а всего лишь взяла меня на руки и только держала. Мне даже не хотелось капризничать с новой силой.

“Вот видишь, как у меня на руках ты успокаиваешься.” – мурлыкала мне Полина.

Находясь на нежных руках у Полины, я ощущал на себе какую-то неимоверную умиротворенность.

И в моей голове начинала зарождаться новая мысль: “Меня что-то притягивает к этой женщине… Но почему меня может притягивать к ней?...”, − думал я про себя.

“Эта женщина отдает мне столько ласки и заботы. У нее такие нежные руки. Точно так же как в самом раннем детстве прикосновение маминых рук.” – продолжал я размышлять.

Полина, держа меня на руках, мягко прижала меня к себе так, что моя голова находилась у ее плеча. Поэтому я положил голову на плечо Полине и перестал так истошно плакать, а только учащенно и прерывисто всхлипывал:

“Фх-фх-фх”, − всхлипывал я.

Полина в ответ на мои всхлипы начала покачивать меня и ласково щебетала мне: “Тише, тише мой маленький. Мы ведь уже почти успокоились.”

Поскольку у меня все лицо было заплакано и слезы еще стекали по щекам, то от моих слез у Полины на плече сделалось мокро.

“Ай… Мокро…” – с улыбкой сказала мне Полина, почувствовав это.

И после, сменив тон на ласковый, Полина пролепетала: “Давай-ка вытрем на твоем личике слезинки. ”

Полина перевернула меня в диагональное положение, и от этого мне пришлось убрать голову с ее плеча, затем бережно вытерла мое заплаканное лицо.

Я перестал всхлипывать и полностью успокоился, и тихим свертком находился на руках Полины.

“Моя искорка уже совсем успокоилась... – ласково щебетала мне Полина: − А уж как плакал то: весь исплакался, столько слез проливал во время пеленания… ”

От такой истерики у меня пересохло во рту и хотелось пить. Поэтому я  спросил у Полины: “Хочу пить.”

“Да. Сейчас. −  отвечала мне Полина: − А будешь перед сном молоко с медом? Это успокаивает, а то ты сейчас такую истерику закатил мне.”

− Буду.

Полина, держа меня на руках, пошла на кухню. Она, уже держа меня одной рукой, достала из холодильника коробку с молоком, налила молоко в кружку и поставила в микроволновку на подогрев.

Пока разогревалось в микроволновке, Полина опустила свой взгляд и ласково смотрела на меня. При этом Полина нежным голосом щебетала мне: “Как же ты наплакался у меня сегодня. Будешь теперь у меня на руках. Ведь на руках у меня тебе так уютно в пеленочках. Да…”

Радушный взгляд Полины прервал сигнал микроволновки о готовности. Поэтому Полине пришлось оторвать от меня этот взгляд. Полина достала кружку из микроволновки и добавила в нее чайную ложку меда. Затем размешивала молоко с медом ложкой и после размешивания перелила эту смесь в детскую бутылочку. Но Полине такого размешивания показалось мало, поэтому Полина принялась энергично трясти бутылочку, взбалтывая молоко с медом.

Во время взбалтывания, я находясь на руках у Полины, ощущал легкую  вибрацию от ее тела.

Закончив взбалтывать, Полина пристально рассматривала бутылочку. После этого сказала мне: “Размешалось. Открывай ротик.”

Я открыл рот, и Полина прислонила к моим губам соску этой бутылочки.

После того как я опустошил бутылочку, Полина объявила: “Теперь пойдем спатеньки.”

И с этими словами Полина пошла со мной обратно. Но почему-то, Полина пошла не в спальню, а в гостиную. Придя в гостиную, Полина встала у окна и куда-то наверх смотрела в окно.

“Наверно, любуется ночным небом”, − пронеслось у меня в голове.

Полина держала меня на руках и смотрела в темноте на силуэт, величественно возвышающийся в ночном небе и шептала мне: “Завтра мы с тобой пойдем туда на прогулку.”

Я не понимал, что этим имеет в виду Полина.

Закончив смотреть, Полина уже точно пошла в спальню.

Полина, все еще держа меня на руках, выключила освещение в спальне. После легла со мной на кровать и положила меня к себе сбоку.    

“Положу тебя спатеньки к себе под крылышко, чтобы было тебе еще спокойнее у меня под крылышком. А то ты столько наплакался у меня за эту ночь.” – ласково мурлыкала мне Полина.

Полина укрылась одеялом; обняла и поцеловала меня понежнее.

Под крылом у Полины моя обида от того, что Полина “превратила” меня в беспомощного младенца − прошла; я чувствовал себя еще больше защищенным, и мне так было хорошо под крылом у этой женщины. Мне хотелось прижаться к Полине, но я спеленут туго; поэтому попробовал извиваться насколько мне это представлялось возможным.

 Полина, почувствовав мои извивания, начинала покачивать меня и ласково шептала: “Чщ-чщ-чщ. Я здесь, совсем рядом.”

Впрочем, мне удалось прижаться к Полине: так я и уснул; и спал до самого утра не просыпаясь.

Проснулся – рядом со мной Полины не оказалось, а я все еще спеленутый. От этого мне сделалось одиноко, я начал капризничать. Но долго привередничать не пришлось − мне послышались приближающиеся шаги.

“Проснулась моя искорка. – ласково щебетала мне Полина, войдя в комнату: − Ты наверно хочешь ко мне на ручки. Иди ко мне тогда. Вот так.”

Полина взяла меня на руки и понесла.

На ходу, неся меня, Полина промурлыкала: “Сейчас будем кушаньки. ”

Полина, как обычно, покормила меня с вилки. После завтрака Полина отнесла меня обратно в спальню и начала распеленывать.

Полина уже обычным голосом объясняла: “Мы сейчас пойдем с тобой на прогулку. И мне нужно будет рассказать и показать тебе кое-что… Как распеленаю – одевайся и проходи в гостиную.”

“Опять она спеленает меня перед прогулкой”, − подумалось мне с грустью.

Освободив меня из пеленок, Полина ушла наверно как раз в гостиную. Я одел свои трусы, которые Полина уже успела выстирать и спортивный костюм, в котором она привела меня к себе с урока физкультуры. И последовал в гостиную.

Придя в гостиную, Полина стояла у окна и загадочно мне промолвила: “Посмотри на это…”

Я подошел к окну, но ничего не увидел, потому что уровень подоконника был выше моего уровня глаз. Тогда Полина взяла меня на руки и подняла. Я увидел заснеженные горные вершины и сразу понял, что Полина вчера перед сном смотрела на эти вершины.

“Туда мы пойдем с тобой на прогулку сегодня”, − произнесла Полина.

− “А как мы туда поднимемся?” – с непониманием спросил я у Полины.

− Ну ты даешь. Тебе ведь не приходилось бывать в этих местах? Тогда смотри,  все объясню.

Полина начала деловито объяснять: “Наш город состоит из нескольких частей. Я живу, да и ты скорее всего тоже, в общем, мы большинство живем в долине на отметке или высоте 540 метров. Другая же часть нашего города расположена на горном хребте Аибга. И у этого хребта есть несколько  горных вершин, на которые можно подняться на канатных дорогах. Эта вершина, которую ты видишь − пик Черная Пирамида на высоте 2375 метров. Туда и мы пойдем с тобой сейчас на прогулку.”

Я с очень большим интересом слушал Полину. Мне это настолько интересно было, что вслушивался в каждое слово Полины.

Полина сделала паузу и продолжила объяснять: “Только нужно будет одеться потеплее. Я сама тепло оденусь; тебя хорошенько и тепло упакую. Здесь в долине тепло, а там наверху холодно и снег. И мы поднимемся не на саму эту вершину, а чуть пониже, на отметку 2200 метров. Потому что Черная Пирамида бывает закрыта из-за лавинной опасности. И к тому же на Черную Пирамиду ведет только кресельная канатная дорога, а на кресельной канатной дороге с коляской никак. Можно только на гондольной канатной дороге.”

“Хорошенько и тепло упакую… Да она меня спеленает”, − подумал я.

И в заключении Полина добавила: “Я живу здесь рядом с канатной дорогой первой очереди. На этой канатной дороге мы поднимемся на отметку 960 метров. Далее на канатке второй очереди поднимемся на 1460. И наконец, на канатке третей очереди на 2200.”

Полина решительно и с улыбкой объявила: “Все. Пойдем собираться, пеленаться. И на прогулку. Заодно в горах побываешь, пусть даже и в пеленках.”

Полина, опустив меня на пол, пошла в спальню; я с неохотой поплелся за Полиной. С неохотой, потому что знал: Полина меня сейчас как всегда спеленает, а этого мне меньше всего хотелось.

В спальне я наблюдал, как Полина скомкала всю кучу пеленок, в которые вчера меня пеленала на ночь, и наводила на кровати порядок.

“Так… − молвила, раздумывая, Полина: − Понадобится детское одеяло. Надеюсь, это у меня есть…. Иначе, может не состояться наша прогулка в горы…”

Полина усиленно искала в шкафу, нашла детское толстое одеяло и судя по этому теплое.

Полина попросила меня: “Встань в полный рост.”

Я выпрямился, а Полина приложила к моему росту одеяло и с довольным видом выдала: “В самый раз.”

Я смотрел с досадой как Полина раскладывала пеленки, предназначенные для меня. Когда с раскладыванием было закончено, я увидел, что по краям пеленок выступают уголки одеяла.

Полина пошла в холл и на ходу протараторила: “Сейчас я только сама оденусь и будем пеленаться.”

Я заметил, что Полина сегодня одевается слишком тепло, чем вчера: на прогулке вчера Полина была одета легче. Вчера Полина одевала на прогулку блузку и ветровку. А сегодня Полина одевала флисовую кофту, а сверху какую-то непонятную спортивную куртку. Я с интересом рассматривал эту куртку. И заметил, что в этой куртке очень хорошо скрывается полная фигура Полины: если в такой куртке случайный прохожий увидел Полину, то он ни за что не догадался, что перед ним полная женщина.

Полина, поймав мой взгляд на куртке, спросила риторически: “Тебе моя куртка не нравится?”

И сразу Полина ответила: “Так в этой куртке я катаюсь на горных лыжах.”

“Горные?....” – с непониманием спросил я у Полины.

“Да… − молвила задумчиво Полина: − Горные лыжи это часть моей жизни. Наверно поэтому я и живу вблизи канатной дороги…”

“А почему сейчас не катаешься?” – спросил я у Полины с надеждой на то, что она быстрее со мной наиграется и отпустит.

Полина сделала лукавый взгляд и таким голоском заговорила: “У меня появился грудной малыш. Не могу же я оставить это крохотное создание и  пойти заниматься своим любимым делом: ведь надо менять пеленки моему малышу, заботиться, ухаживать.”

При этом рассказывая, Полина протягивала руки в мою сторону.

Я сразу понял, что крохотное создание этим Полина имеет в виду меня.

Полина решительно заявила: “Так все, я готова. Теперь будем пеленаться.”

Раздетого полностью меня Полина укладывала на пеленки. У меня в  глазах появлялись одинокие слезинки, и мне становилось обидно.

Полина, чтобы отвлечь меня от обиды, ласково защебетала: “А посмотри, что я отыскала для тебя.”

С этими словами я увидел, что Полина взяла сферическую погремушку на палочке и этой погремушкой помахивала у меня перед глазами; при этом Полина смотрела на меня таким умильным взглядом. Этот взгляд Полины излучал ко мне столько ласки и казался таким желанным.

“На вот, возьми в ручки эту погремушку ненадолго.” – пролепетала Полина, давая мне погремушку.

Я держал погремушку и помахал ею.

“Оу, я смотрю, моему малышу эта погремушка очень понравилась…” – ласково промурлыкала Полина.

Но долго держать мне эту погремушку не пришлось: Полина спеленала мне ноги, а как Полина начала спеленывать мне руки, то я отложил  погремушку в сторону. От того, что Полина “превращала” меня в беспомощного младенца, я начинал куксить и капризно постанывать.

“Тааак… Завернем мою кроху потеплее – ласково щебетала Полина: − Чтобы в горах моя кроха не замерзла.”

Закончив с пеленанием, Полина разложила рядом со мной еще одну пеленку и что-то из нее складывала.

“Нужно моей крохе одеть детскую шапочку… − мурлыкала Полина: − Но детской шапочки у меня нет, поэтому сложим из пеленки детскую шапочку.”

Из этой пеленки действительно получилось нечто очень похожее на шапку. И эту сложенную шапку Полина одела мне на голову.

“Тааак… Теперь повяжем эту шапочку косынкой.” – продолжала Полина.

Еще из одной пеленки Полина сложила косынку и повязала мне на голову.

“И теперь финальный штрих. – ласково щебетала Полина: − Завернем мою искорку в одеяльце. И будет нам в горах совсем тепло.”

Полина заворачивала меня в одеяло: нижний уголок подогнула на меня сверху, а боковыми уголками обернула меня поочередно.

“А чтобы моя кроха не раскрыла одеяльце, перевяжем ленточкой. И сделаем пышный бантик”, − промурлыкала Полина.

Полина обвила меня поверх одеяла фиолетовой ленточкой от плеч до лодыжек и завязала бант.

“Смотри, какой красивый бантик − картина маслом”, − прощебетала Полина.

Полина выпрямилась победоносно и гордо произнесла: “Все. Теперь можно идти в горы.”

Я куксил, поэтому Полина взяла меня на руки и покачала.

“Чщщщ. Мы сейчас пойдем на прогулку”, − ласково прощебетала мне Полина.

После этого, Полина положила меня в коляску и взяла погремушку, которую давала мне в руки; при этом сказав: “Если тебе понравилась эта погремушка, тогда положим ее в коляску. Будет твоя любимая погремушка.”

Полина положила погремушку ко мне в коляску и опустила шторку на коляске, и теперь я снова ничего не видел снаружи.

Полина закрыла входную дверь и выкатывала коляску вниз по профилям в виде буквы “П”. Полина называла эти профили − швеллер.

“Это хорошо, что нам приделали эти швеллеры на ступеньках, иначе коляску было сложно спустить или поднять”, − говорила Полина.

Пока Полина шла с коляской, я попытался освободиться из одеяла. Я ощущал, что спеленут не туго, как вчера на ночь, но при этом вязко, потому что одеяло мягкое и в таком одеяле я тонул. Освободиться из одеяла у меня не получилось – предусмотрительная Полина довольно надежно завязала ленточкой. С другой стороны, даже освободившись из одеяла; из пеленок то мне не освободиться.

Вскоре мы остановились. Я услышал какой-то гул: будто что-то где-то гудит. Полина полностью открыла шторку на коляске. Поэтому я увидел: как остекленные кабинки подвешены сверху к тросу; эти кабинки поднимались куда-то вверх.

“Должно быть, это и есть канатная дорога”, − подумал я.

В следующее мгновенье Полина закатывает коляску в эту кабинку, толкая перед собой; и мы оказываемся сами в этой кабинке.

Когда кабинка начала двигаться вверх: от такой неожиданности я испугался и вскрикнул.

“Тише, тише моя капризулька. – ласково защебетала Полина: − Мы всего лишь начали подниматься в гору на канатке. Давай-ка я возьму тебя на ручки. Ведь нам на ручках так хорошо. Да…”

Полина вынула меня из коляски. Я не боялся, что меня кто-то из родных или знакомых увидит спеленутым, потому что в этих местах их не бывает; а случайным прохожим было и вовсе не до меня.

На руках у Полины я смотрел по сторонам: наблюдал, как нам навстречу проплывали опоры канатной дороги и кабинки идущие вниз. Во время продвижения нашей кабинки через такую опору кабинку немного потряхивало и от этого мне сделалось слегка страшновато. Но у Полины на руках мне было спокойно. Я попробовал прижаться к Полине.

Полина, почувствовав это, промурлыкала: “А где наша любимая погремушка. Вот наша любимая погремушка.”

Полина достала эту погремушку из коляски и помахала ею надо мной. После чего положила погремушку обратно; и сама мягко и нежно стиснула меня в своих объятиях. В таких объятиях Полины мне становилось очень приятно.

Во время подъема на канатной дороге, у меня появилось неприятное ощущение: мне стало закладывать уши. От этого мне хотелось закрыть руками уши, но я не мог этого сделать по известной причине: что мои руки спеленуты, а вытащить их не получится. Я задвигал головой в разные стороны.

Полина, заметив это, ласково прощебетала: “У моей крохи ушки закладывает на канатке? В этом ничего страшного нет. Надо потерпеть немного.”

Спокойным голосом Полина добавила: “У меня тоже закладывает. В принципе у всех закладывает.”

Когда кабинка начала двигаться прямо и замедляться, Полина укладывала меня в коляску и деловито объясняла: “Это отметка 960 метров. Дальше на канатку второй очереди и подъем на отметку 1460 метров.”

Я успел заметить, что здесь лежит снег, и удивительно, этот снег не таял; а в долине внизу снег выпадает только зимой.

На канатке второй и третей очереди мы поднялись на долгожданную отметку 2200 метров. Во время подъема Полина также вынимала меня из коляски и держала на руках.

“Вот оно… −  серьезным голосом произносила Полина: − Это горный хребет Аибга, а точнее одна из его вершин. А Черная Пирамида во-о-он там.”

Полина выкатывала коляску из кабинки канатной дороги. И от того, что я почувствовал и увидел; я, наверно, потерял дар речи. Я почувствовал так это то, что здесь было морозно: легкий морозец приятно пощипывал мне щеки, а из носа при дыхании у меня тянулся шлейф пара. И здесь шел такой снегопад.

“Ай… Снег кусается…”, − сетовала Полина.

Из-за такого снегопада у меня все лицо и особенно ресницы оказались все в снегу, и это доставляло мне дискомфорт. А смахнуть снег с моего лица мне не представлялось возможным все по той же причине, что руки мои спеленуты и вытащить их никак. Впрочем, заботливая Полина сама периодически  бережно смахивала у меня с лица снег.

“Да я сама уже вся в снегу…”, − продолжала сетовать Полина.

Несмотря на такую погоду в горах Полина гуляла со мной очень долго. Нагулявшись, Полина спускалась со мной на канатке, а точнее на трех канатках в долину − на отметку 540 метров и уже шла домой. Здесь в долине вновь было тепло и никакого снега. Уже в долине, пока мы шли домой, со мной случилась “детская неожиданность”. Еще на отметке 2200 метров мне захотелось в туалет, я стал терпеть до дома Полины. А когда мы уже спустились в долину на отметку 540 метров и как раз шли от канатной дороги до дома Полины, то я не вытерпел. Я почувствовал, как у меня становится горячим и мокрым подгузник, который Полина одела мне перед пеленанием на прогулку. От этого я начал куксить.

“Ты наверно пеленочки намочил, либо хочешь кушаньки. – ласково защебетала мне Полина: − Потерпи чуть-чуть, мы уже почти дома.”

Поскольку мы так долго гуляли в горах, то весь сегодняшний насыщенный и интересный день пролетел за одно мгновение. Поэтому мы пришли домой очень поздно. Придя домой, Полина сама сразу же меня полностью распеленала. После этого я наслаждался своей драгоценной свободой и размышлял о впечатлениях, полученных от нашей прогулки сегодня. Но наслаждаться свободой мне довелось не долго….

Когда нужно было ложиться спать, Полина ласково замурлыкала: “Сейчас пойдем спатеньки. А в чем будет спатеньки моя искорка? Правильно! Конечно же, в пеленочках. Мы сегодня так хорошо погуляли, поэтому я думаю, ты не устроишь мне сегодня истерику, когда я буду укладывать тебя спать в пеленках.”

“С другой стороны. – продолжала Полина: − Даже если устроишь, то ничего страшного. Ведь грудные детки часто капризничают на ночь перед сном в пеленках.”

“А может не надо меня в пеленки?” – промямлил я Полине, сдерживая слезы.

Проницательная Полина сразу заметила это. Полина присела передо мной на корточки, ласково обняла меня и ласковейшим голосом заговорила: “Ты у меня грудничок. А груднички должны находиться в пеленках. Тем более я не держу тебя постоянно в пеленках. Так что давай раздевайся и будем пеленаться.”

Мы сейчас находились в гостиной, и здесь разложенных пеленок не было; я с очень большой неохотой разделся. Полина взяла меня руки и понесла.

“Отнесу лучше тебя на ручках. – мурлыкала Полина: − Тебе очень нравится у меня ручках. Да… И спокойнее. Чем тащить тебя за руку.”  

На руках у Полины я даже не капризничал, несмотря на то знал, что Полина меня сейчас будет пеленать.

В спальне Полина укладывала меня на заранее разложенные пеленки. Я не выдержал и заплакал горькими слезами.

В ответ на мои капризы Полина защебетала таким ласковейшим голосочком, на который она только способна: “Как я укладываю тебя на ночь спать в пеленках, так у нас слезы, истерика, капризы. И как мне укладывать тебя спать в пеленках без истерик. Наверно каждую ночь будешь закатывать мне истерики.”

Брыкаться я не стал: еще вчера понял, что если Полина захочет спеленать меня, то она обязательно добьется своего несмотря ни на что. Поэтому я обидно рыдал и чувствовал как Полина “превращала” меня в беспомощного младенца. Я ощущал, что Полина пеленает меня не туго как вчера на ночь, но от этого мне так же обидно.

“Во-о-от та-а-к. Туго пеленать не будем мою капризульку. Моя кроха не беспокойная, как вчера ночью”, − ласково мурлыкала Полина.

“Так. Я знаю, что ты хочешь. – с догадкой ласково щебетала Полина: − Ты хочешь ко мне на ручки. Должна же я тебя спеленать. Сейчас я закончу пеленать. Возьму тебя на ручки, буду качать, петь колыбельную.”

Уже спеленутого полностью Полина взяла меня на руки. Полина со мной на руках села в кресло, расположилась в кресле поудобнее и меня расположила поудобнее. Полина принялась меня раскачивать и напевать мне колыбельную, при этом сама Полина в ритм тоже покачивалась немного.

Голосок Полины, которым она напевала колыбельную, выглядел необычайно милым и таким чарующим.

“Баю баюшки баю….”, − доносился до меня настолько милый голосок Полины.

Несмотря на свои капризы; чарующий голос Полины, ее ласка и забота ко мне, а так же нежные руки Полины – это все вкупе оказывало на меня воздействие: я начинал проваливаться в сон.

Засыпая, я всхлипывал на нежных ручках у горнолыжницы-Полины….

Ссылка на комментарий

если писать то до конца описывать атрибутику малышей. где соска-пустышка,  где подгузники? вскользь в одном месте упомянуто и то так мало. ну где одежда? там ползунки, распашонки, чепчики, комбинезончики,  боди? я прочитал только о пеленании. оно конечно интересно но как то описано коротко и остального не хватает. возможно каждый пишет о своем но все таки. если Полина так любит превращать в грудничков могла бы всего этого нашить и купить , подготовится заранее.  может я многого хочу от автора тогда прошу прощения))), и  еще, когда начал читать сложилось ощущение отсутствия начала. может конечно я пропустил его, но поискал и что-то не нашел.

Ссылка на комментарий

короче я нашел начало. вспомнил что я его читал и оставил комент. подгузник упоминается чаще, соска один раз. ну суда по длине текста вполне объяснимо. части рассказа как то связаны не удачно. во второй части откуда они пришли, как встретились снова не понятно. сюжет то в принципе хороший но вот хромает детальность. прошу прощения за такую критику.  ну как то так.

Ссылка на комментарий
×
×
  • Создать...

Важная информация

Используя данный сайт вы соглашаетесь с правилами Условия использования.