Перейти к содержанию

Зимние Каникулы


Алёнушка

Рекомендуемые сообщения

Это новый мой рассказ, его мало кто читал.

 

 

  Это было в далёком детстве, и кто бы мог тогда подумать, что эти несколько дней так сильно перевернут всю мою дальнейшую жизнь. Эти зимние каникулы навсегда изменят моё отношение к жизни, мою сексуальность и чувственность. Но, как говорят, «всё, что не происходит – всё к лучшему», поэтому я только рад всем тем событиям, которые случились со мной в те далёкие дни моего детства. Дорогой читатель, не воспринимай написанное мною в этом рассказе слишком буквально, хотя, в каждом действии главных героев этого повествования, есть некоторая доля правды.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

  Я стоял у окна и любовался долгожданной зимой, вступающей в свои права. Наконец- то наступили зимние каникулы, которых я так долго ждал. Взобравшись на табуретку, я наблюдал, как невесомые снежинки, пролетая мимо моего окна и опускаясь на землю, образовывают  белый пушистый ковёр. Было приятно видеть снег, и я мечтал поскорее покататься на санках, а ещё поиграть с друзьями в хоккей. Прямо посреди нашей залы стоит красивая и нарядная ёлка и скоро Новый Год. Все эти моменты радовали меня, однако были и неприятные факты, потому что я наказан, и гулять меня не отпустят как минимум  несколько дней. Эту вторую свою четверть первого класса у меня получилось  закончить с плохими оценками, плюс ко всему я вчера без разрешения пошёл с Мишкой на каток, мы немного загулялись, пришёл я поздно, ну и ещё меня угораздило простудиться. На ночь мама с сёстрами натёрли меня всякими мазями, надели тёплую Наташкину пижаму и уложили в кровать. Мои сёстры погодки, Люда старше меня на восемь лет, а Наташа - на семь, поэтому мне  иногда достаётся от них, и ещё приходиться донашивать за ними некоторые вещи.  Больше всего мне не нравится, когда в качестве наказания за плохое поведение, меня переодевают в детские платья и заставляют так ходить по дому, обзывая меня красивой девочкой Алей. Мама вместе с сёстрами видимо получает от этого удовольствие, но я сильно и не сопротивляюсь, потому что все эти вещи они делают с самого моего раннего детства, и всё это проходит строго в кругу нашей семьи. На самом деле меня зовут Олег, мой папа, который впоследствии куда-то подевался, именно так меня и назвал. В общем, моя жизнь не такая уж плохая, у меня, в отличие от моего друга Мишки есть, хоть и маленький, но велосипед, а ещё у меня имеются хорошие санки. А самое главное, что меня никто не бьёт. Недавно Миха мне признался по секрету, что он периодически получает от своего отца ремнём, ещё мой приятель мне сказал, что у него очень злой папаша и даже его маму иногда лупит.

  И вот я стою у окна, нарушая своё обещание соблюдать постельный режим, используя отсутствие мамы и сестёр. Моя мама работает медсестрой в нашей поликлинике, поэтому её не бывает  дома обычно до четырёх, а Люда с Наташей, наверное, куда-то ушли по своим делам, поэтому я мог себе позволить встать с кровати. Тут в окне я увидел своего друга Мишку, завидев меня, он тут же поспешил подняться. Я спрыгнул  с табурета, на котором я обычно смотрю  в окно и направился открывать двери своему другу. По пути я вспомнил, что нахожусь в розовой байковой пижаме, поэтому поспешил в свою комнату. Благодаря тому, что я живу на третьем этаже, у меня было некоторое время для поиска своих штанов и свитера.

  После непродолжительного приветствия, мне пришлось рассказать другу, что я наказан и гулять сегодня не пойду. Но Мишке всё-таки удалось уговорить меня сходить с ним хоть на пять минуточек в наше «тайное место». «Тайным местом» мы называли хозяйственное заброшенное помещение на крыше нашего дома, эта укромная комната была уже с выбитыми окнами и ветхой незакрывающейся  дверью.

- Дружище, у меня для тебя кое-что есть!  - С хитрой ухмылкой заявил  мне Мишка. – Пойдём со мной на крышу, и сам всё увидишь.

  Когда мы поднялись на крышу, мой друг извлёк из кармана спички, а потом одну за другой две сигареты.

  - Как тебе такое угощение? – произнёс  он, протягивая мне одну из них.

  Своего отца я не помнил, он нас бросил, когда я был совсем ещё маленьким, и вообще, взрослого мужчины в нашем доме никогда не было, поэтому я с огромным интересом взял эту сигарету из его рук.

  - Это ты у своего отца спионерил? – задал я ему вопрос.

  - От парочки сигарет он не обнищает. – деловито ответил мне  Мишка, неумелыми движениями прикуривая свою сигарету.

 Раньше он мне рассказывал, что иногда тайком покуривает, поэтому я не был шокирован происходящим, более того, я тоже когда-то просил его дать мне хоть разок попробовать.

  - На, прикуривай, вот увидишь, тебе тоже понравится. – Воскликнул Миха, поджигая вторую спичку.

  Когда я затянулся в первый раз, то естественно закашлялся, но опытный друг мне объяснял, что первые затяжки нужно делать менее глубокими. Потом он говорил мне что-то там ещё…, но я его почти уже не слышал и с каждой новой  затяжкой я ощущал усиление головокружения. Ещё, я как бы чувствовал, что проваливаюсь в какую-то яму. Перед глазами появился некий туман и всё поплыло. Даже чувство холода, которое я ранее ощущал, совсем пропало. Всё происходящее настолько нас захватило, что мы не услышали, как сзади к нам приблизились мои сёстры Люда и Наташа.

  - Ах вот вы где! – воскликнула Люда, отодвигая скрипучую дверь. – А мы с Наташей думаем, и от чего в подъезде сквозняк такой гуля…

  И тут воцарилась долгая пауза, о значении которой не трудно было догадаться. Люда поспешила выбить из моих рук сигарету, а в следующий момент её ладошки несколько раз ударили по моими щекам. Потом девочки взяли нас за шкирки, то есть Мишку за шиворот его большого воротника шубы, а меня за руку, и спустили нас вниз. В тот момент пока Люда мне выговаривала, что я вышел больной, ещё и раздетый на улицу. Наташа тем временем повела моего друга домой, чтобы пожаловаться  его родителям.

  - А за сигареты, дорогой, ты получишь ещё и от мамы! – Уже  в квартире высказывала мне Люда, закрывая меня в комнате.

  Оставшись  в своей комнате, конечно же, я сожалел о содеянном, но все мои мысли теперь были заняты одним. Мне было очень страшно и одновременно любопытно, как меня накажут. «Наверное, меня теперь до конца каникул не выпустят гулять, ну а ещё я буду целыми днями стоять в углу» - размышлял я, вслушиваясь в звуки, которые происходили за дверью. Мне было слышно, как Наташа всё рассказывала моей маме по телефону, Люда, видимо, была рядом с ней. Приблизительно через полчаса я  услышал звук открывающиеся входной двери, это была мама. Я не удивился её приходу, потому что мама работала неподалёку от нашего дома. Работа нашей мамы не обязывала безотлагательного её присутствия, поэтому она частенько прибегала домой по некоторым своим делам.  Когда открылась дверь моей комнаты, я увидел строгие глаза моей матери.

  - Ну раз такие дела, Олежа, тогда ты будешь наказан на все зимние каникулы, будем воспитывать в тебе послушание.

  Все эти слова мама произносила повелительным тоном, трогая при этом мой лоб.

  - Ёлки палки, да у тебя же температура, значит ещё и лечить будем теперь по-настоящему, а девочки мне в этом помогут.

  Я догадывался, что значит «лечиться по-настоящему». В последнее время, когда я простужусь, мама укрывала меня тёплым и тяжёлым покрывалом, а девочки садились со мной рядом и следили, что бы я самостоятельно не вылез из-под него.

 В следующий момент меня обратно закрыли в своей комнате, а сами при этом начали шелестеть постелями и открывать-закрывать ящики шкафов. Когда у них всё было готово, то моя дверь опять открылась, и меня позвали в комнату девочек. Заходя в комнату, я увидел, что на их огромной кровати разложено много простыней, они  лежали на разных уровнях, а под ними лежало большое шерстяное одеяло в крупную клетку. Это нежно-розовое одеяло мне было заметно, потому что оно выглядывало по сторонам и лежало ниже по уровню.

  - Побудешь у нас маленькой лялечкой, пока курить не перехочется, заодно и от хвори тебя вылечим. – Грозно говорила мама, полностью на ходу меня раздевая.

  Сестёр я совсем не стеснялся, поэтому я не придал этому значения, и с огромным интересом изучал то, что настелено на кровати. Прям посередине всей «постели» лежало нечто такое большое и треугольное, оно было из марли, сложенной  во множество слоёв. Я видел, как мама заняла целый отдел в шкафу этой марлей, принесённой с работы. Далее мама взяла меня на руки и положила на кровать, своим задним местом я почувствовал, что эта марля ещё и очень мягкая.

  - Ну вот, мой воробышек, сейчас мы тебя хорошенько упакуем, чтоб знал, как не слушаться взрослых.– Мурлыкала мама, разводя широко мои ноги и продевая это мягкое между ними. - Какой шикарный  подгузник мы соорудили нашей зайке…  

  Я начал подозревать, что здесь что-то не чисто, и испуганно посмотрел на маму, а потом на сестёр. В маминых глазах я прочёл всё ту же суровость, а лица Люды с Наташей усиливали моё тревожное состояние, они смотрели на меня с выражением победительниц, скрестив при этом перед собой руки.

  - Мама, а зачем всё это? – вопросительным взглядом посмотрел я на свою маму, которая уже больно свела мои ноги и связывала их первой простынёй.

- Все каникулы будем тебя в пелёнках воспитывать, что бы в следующий раз понимал, как не слушаться взрослых, да ещё и курить по закоулкам. – Грозно заявила мама, продолжая меня стреноживать. 

  Я не знал, что им ответить, вопросительно поглядывая, то на сестёр, то на маму, которая не прекращала своими сильными руками туго меня заворачивать в первую простынь.

  -  Ну как там тебе в подгузнике? Теперь можешь спокойно ходить под себя, - продолжала мама, -  да что там тебе привыкать, и так частенько за тобой постельное стираю.

  Никогда я не ожидал, что мама выдаст наш с ней секрет моим сёстрам, ведь мы же договорились с ней никому не говорить, что я иногда писяюсь во сне. Мне стало неприятно, но ещё обиднее, мне стало от того, что мои руки стали сильно прижиматься к телу. Я услышал, как подомной зашелестела клеёнка, и после этого из моих глаз хлынули слёзы.

  - Мама, отпусти меня! – закричал я с обидой. – Я больше так не буду!

  - Нужно было думать, Олеженька, когда убегаешь без спросу на каток, когда встаешь с постели без разрешения, и наконец, когда берешь эту гадкую сигарету в свой  рот. Но раз ты не можешь самостоятельно принимать правильные решения, значит за тебя их будем принимать мы с девочками. Побудешь пару недель беспомощным младенцем в пелёнках и подумаешь заодно о своих поступках. А сейчас поплачь – поплачь, моя сладкая…

  Мне было очень обидно за себя, я плакал навзрыд, громко при этом всхлипывая. Выслушивая строгие мамины слова, я уже оказался в нескольких простынях-пелёнках, причём одна из них накрыла меня с головой. Я ощущал, как эти безобидные пелёнки всё сильнее стягивают моё тело, и чьи-то мягкие руки нежно вытирают мои нескончаемые слёзы.

  - Наташенька, принеси из вашего комода пару косыночек, в нашем случае без них нам ни как не обойтись. – уже более нежным голосом распорядилась мама, не прекращая своих напористых движений.

  Белая косынка с каким-то рисунком обхватила мою голову и шею, завязываясь где-то сзади. С ужасом для себя  я понял, что моя голова теряет способность к движению. И мои руки, мне стало ясно, что их теперь не вытащить ни за что на свете. Моя беспомощность прибавлялась с каждой минутой, или правильнее будет сказать, с каждой новой маминой простынёй.

  - Людочка, - продолжала мама раздавать команды, - а ты возьми в холодильнике молоко, его нужно закипятить, нашей новорождённой малышке теперь необходимо много этого детского питания.

  Тем временем следующая огромная простынь накрывала меня от шеи и до кончиков ног, перекрывая предыдущую. Её нижний край мама подвернула наверх, и мои руки были прижаты к телу ещё сильнее.

  - Потерпи, маленькая, - обратилась мама ко мне бархатным голосом,- потерпи моя Алька, ещё парочка пелёночек, и я оставлю тебя в покое, а то ведь нам обязательно нужно выгнать твою простуду.

Она всегда называла меня этим именем, когда меня ласкала и лелеяла, и мне всегда нравилось, что мама меня так называет, но сейчас был не тот случай, поэтому ласковый мамин голосок на меня не подействовал успокаивающе и я продолжал обидно рыдать. Тут я почувствовал, как очередная мамина пелёнка опять обхватывает меня с головой. В этот момент я ощутил, что эти простыни-пелёнки меня не только сжимают по бокам, они начали теперь сжимать меня и сверху вниз.

  - Та-ак, теперь второй платочек завяжем моей лапушке, что бы пелёночки с головки не спадали, как бы она у нас не крутилась… - Мурлыкала мама, стараясь перекричать мои всхлипы и завязывая на мне второй  тугой платок. – Как же мы плачем, ну прям как детки маленькие плачут.

  Пытаясь повернуть голову, я понял, что это абсолютно бесполезное занятие. Мои руки и ноги так же пошевелить не представлялось возможным. Всё моё тело было абсолютно сжатым и полностью зафиксированным, что было совсем непривычно и чрезвычайно меня оскорбляло, поэтому я с обидой закрыл глаза.

  - Ну вот, спеленали нашу принцессу несмеяну, теперь ещё в одеялко и всё, будешь так до вечера спать. Вечером перемотаем  и опять до утра.

  - Е – а –о –а-а-а…. – Я попытался открыть рот и запротестовать, но понял, что мне это сделать совсем не получается. Толи из-за истерики, толи от сжимаемых мой подбородок платков, у меня почему-то получаются только гласные звуки. С удивлением, своими заплаканными глазами я посмотрел на маму, продолжая громко всхлипывать.

  - Тише- тише… - С улыбкой защебетала мне мама, заворачивая меня в толстое шерстяное одеяло.  – Маленькие детки разговаривать не умеют, и они должны сосать сосочку, и ты обязательно её получишь. Наташа, - обратилась мама к моей сестре, - там у вас с Людой есть отрезы капроновых лент на банты, выбери самую длинную и принеси её мне, желательно розовую.

  - Да мамочка, - услышал я Наташин убегающий голосок.

  -  Ну что Олежунька моя сладкая, как там тебе в пелёночках, нигде не давит, нигде не жмёт? – Словно издеваясь, спросила мама, перекатывая меня словно клубочек, из стороны - в сторону.

Она подворачивала подо мной это большое  одеяло, совсем не обращая внимания на мои обиды. Я вспомнил это бледно-розовое одеяло в крупную клетку, оно всегда лежало на моей кровати. Мама дополнительно укрывала меня им на ночь, когда в нашем доме становилось прохладно.

  - Мам, - откуда-то издалека, доносился до меня Наташкин голос - я нашла красную ленту, она длиннее моего роста, как раз на вытянутую руку.

  - Это именно то что нужно, тащи её, доченька, сюда.

  Когда я почувствовал, как эти девичьи банты сильно сжимают моё тело по рукам и ногам, то на душе мне стало ещё больнее, и моя истерика проявилась с новой силой. Так оскорбительно в своей жизни я ещё никогда не плакал, совсем не обращая внимания и не стесняясь моих сестёр.

   - Ой, девочки посмотрите, какая лапочка у нас красивая появилась! С пышным бантиком! -  Восклицала мама, перекрикивая мой плач и подхватывая меня на руки. – Какая же ты у меня ещё маленькая и лёгенькая! – Промурлыкала мама, пытаясь меня успокоить.

  С тем, что я лёгкий я согласен, сёстры легко таскают меня на руках, играя со мной, но то что я ещё «маленькая», с этим я был не согласен, ведь я уже ходил аж в первый класс. Я пытался сказать об этом маме, но истерика захватывала моё сознание и из меня исходили только невнятные звуки.

- Да мамочка, так красиво ты Олежку спеленала.  – Доносился до меня голос Люды, которая уже видимо, справилась на кухне с маминым молочным поручением.

  - Такая куколка красивая! – Восхищалась Наташа, поддерживая сестру.

  - Правильно ты говоришь Наташенька, именно куколка! И пусть её имя будет Алька, а не Олеженька, так нам больше подходит. Правда, девочка моя золотая? – Подморгнула мне мама, пытаясь заинтересовать и отвлечь меня от истерики.

– Мама, а почему она плачет? Может ей там неудобно, или что-то давит? – Спросила Люда, обращаясь к маме.

  - Ничего ей не давит, просто все детки плачут перед сном, находясь в пелёнках, сейчас мы попьём молочка и успокоимся. – Отвечала мама, раскачивая рыдающего меня на руках.

  Несмотря на свои обиды и лёжа у мамы на руках, я мельком слышал, как она раздавала девочкам указания по поводу каких-то сосок с бутылками. Мама просила девочек всё сделать поскорее, потому что ей нужно было ещё бежать на работу.  В следующий момент мама начала прохаживаться со мной по комнате, продолжая меня покачивать. Она что-то нежно и ласково мне говорила, называя красивой куколкой Алечкой, при этом бесполезно пытаясь меня успокоить. Я очень обиделся на всех, поэтому моему горю не было границ. Мелком, представив  свой вид со стороны, я вообразил, как мама держит на своих руках запеленатого малыша, и тот в подтверждение своего облика, плачет в истерике, тем самым доказывая своё положение младенца. Эта мысль, хоть и посетила мой разум, но в тот момент она мне была крайне безразлична, учитывая  то, как насильно меня обратили в беспомощного младенца. «Зачем так мама со мной поступает? Неужели нельзя меня поставить просто в угол? Почему мама превращает меня в грудного ребёнка? Мне так туго, так обидно!» - струились мысли у меня в голове, от которых я ни как не мог успокоиться.

  В следующий момент я ощутил, как мне в рот погрузилось что-то инородное и уже давно забытое, от которого ещё исходил запах молока, - это была соска. Я поспешил выплюнуть её, но у меня ничего не получалось.

  - А ну-ка, Людочка, придержи бутылочку, а я научу её сосать, – доносился до меня мамин голос.

 Я почувствовал, как её руки зажимают мне нос, и я инстинктивно начинаю подсасывать и сглатывать тёплое молоко. Вкус кипячёного молока мне никогда не нравился, но у меня не было выбора, поэтому я решил подчиниться, зная мамину упрямость и то, что она от своего никогда не отступится. После нескольких глотков я почувствовал сильную жажду, и это молоко на самом деле начало приносить мне некоторое облегчение. Когда я взялся интенсивно поглощать это питьё,  то с удивлением заметил, что моя истерика растворяется прямо на глазах. Отверстие в соске было большого диаметра, поэтому и сосать то особенно не приходилось. Через некоторое время я почувствовал, что уже напился, но моего мнения никто не спрашивал, и мне всё равно пришлось допивать это нескончаемое молоко. Теперь я только иногда всхлипывал и немного постанывал от своей беспомощности. Всё-таки пить было вполне удобно, потому что мама придала мне полулежачее положение, ещё она мне что-то говорила ласковым тоном, не обращая внимания на мои капризы.

  - Ну вот, мы уже успокаиваемся.… Кушай, кушай молочко, моя сладкая! Ненужно плакать, сейчас мы поспим хорошенечко. Крепко - прикрепко моя лапочка будет спать! – Нежно мурлыкала мама, придерживая мою голову.

  Мне показалось, что мама присела на кровать, потому что мои ноги во что-то упёрлись, а туловище и голова оставались на её руке. Меня удивил тот факт, как жадно я вначале принялся сосать молоко, видимо мне и в правду очень хотелось пить. Ещё эти сосательные движения, они придавали мне какую-то свободу действий что ли, хоть каких нибуть действий,- «не лежать же мне бревном в этих чёртовых пелёнках»,- подумалось мне.

  Пока я рассуждал, молоко неожиданно закончилось, и после того, как я соснул воздух, мама  быстро заменила мне соску от бутылки на другую. Эта другая соска была не такая по форме, она пахла резиной, и в мои губы что-то упёрлось. Я догадался, что это уткнулось пластмассовое кольцо от пустышки, и естественно попробовал её вытолкнуть. Но мамина ладонь придержала соску, не давая мне её выплёвывать.

  - Олеженька, если ты не будешь сосать пустышку, то в пелёнках будешь круглосуточно, а потом я тебя ещё и соседям в таком виде покажу, ну а если будешь послушно себя вести, выполняя  наши правила, то и мы будем к тебе более благосклонны, тебе понятно? И запомни, с сегодняшнего дня и по окончанию каникул ты наказан и твой дружок Мишка, я надеюсь, тоже.

  Мне опять стало обидно от маминой строгой интонации, но слёзы в этот раз я сдержал и при этом стал ритмично посасывать соску. Оказывается, она приносила мне всё то же чувство свободы действий, о котором я подумал ранее. Эта соска немного меня развлекала своим поскрипыванием, ещё она мне давала какие-то ощущения, которые для меня были не совсем понятными.

  - Ну  всё, мои родные, я убегаю, а вы тут не балуйтесь.  Давайте уложим нашу Альку, пусть поспит, наплакалась бедная. – Почти шёпотом говорила мама, трогая мой лоб.

  Мамины руки понесли меня, как я понял, в мою спальню. Все втроём как-то долго меня укладывали, мой свёрток приподнимали несколько раз, что-то подкладывая под него. В общем, когда меня, наконец, оставили в покое, то мне стало даже почему-то удобно. В следующий момент я услышал, как закрывается дверь моей спальни. Оставшись наедине, я попробовал пошевелиться, но у меня совсем не получилось сделать даже намёк хоть на какое-то движение. Я решил оставить эти попытки и принялся развлекать себя соской, получая при этом новые, до этого незнакомые, для меня ощущения. Сон пришёл ко мне незаметно, забирая меня  в свои уютные объятья.

  Просыпаясь, я услышал, как открываются и закрываются ящики моего шкафа, было ясно, что там явно наводили порядок. Удивляясь тому, что я проспал на спине, я сделал бесполезную попытку повернуться на бок, чтобы увидеть всё происходящее в моей комнате. Мой лоб был мокрый от пота, и мне хотелось его вытереть, было неприятно осознавать, что это совсем невозможно. Когда я окончательно понял, что всё также туго спелёнут, то обиженно вздохнул и начал посасывать свою соску, помня о том, что её выплёвывать нельзя. Ещё я подумал, что неплохо было бы сходить в туалет. Тут я увидел лицо своей сестры Люды, которая принялась вытирать мой вспотевший лоб. В следующий момент она забрала у меня соску и вставила другую, из которой я начал пить чай.

  - Ку-кушеньки дорогая, попей чаю, мама сказала поить тебя через каждый час, но ты уже три часа спишь, жалко было тебя будить, поэтому тебе надо выпить всё.

  Вкус чая мне понравился, и я принялся с удовольствием опустошать бутылочку, удивляясь тому, как прикольно пить из соски сладкий чай.  Когда я соснул воздух, то попросил Люду меня размотать, дабы сходить в туалет, на что она ответила категорическим нет. Она сказала, что подо мной лежит большой подгузник, в который я могу всё делать под себя. Мне вспомнилось, как мама оборачивала меня чем-то мягким в самом начале пеленания, ещё вспомнил о клеёнке. Теперь мне стало понятно что, к сожалению, придётся ссикать под себя, как это делают совсем маленькие дети.

  Я терпел до последнего, но мои попытки в конечном итоге привели к тому, что мой краник всё-таки открылся, и горячая противная струйка хлынула под меня, согревая меня снизу. У меня защипало в носу и опять стало обидно за себя. И как раз в это время, Люда снова поднесла мне чай, застав меня в слезах.

  - Ну что же ты опять плачешь…. На, попей ещё чаю, не надо плакать. – Нежно сюсюкала со мной сестра. – Прям, как  маленькая  себя ведёшь.

  Когда я начал пить, подошла Наташа, и принялась чем-то мягким вытирать моё лицо от пота и слёз.

  - Люда, а почему Алька опять плачет?

  - Мокрая, наверное, потому и плачет. – Отвечала ей сестра, придерживая в своих руках бутылочку.

  - Мокрая от пота?

  - Да нет же, не от пота, ну догадайся с трёх раз!

  В ответ на Людины слова, Наташа начала сдержанно хихикать, пытаясь не обижать меня своей реакцией.  

  -  Алька, не плачь пожалуйста, не плачь солнышко, - слышал я Людин жалкий голосок, - скоро мама придёт, уговорим её тебя размотать, так тебя жалко.

  Через некоторое время пришла мама, и когда хлопнула входная дверь, я как раз сдерживал истерику от второго своего постыдного промокания.

  - Ну как тут наша куколка? Не балуется? – Услышал я приближающийся голос мамы. – А почему мы плачем? – холодные мамины пальчики вытерли мои одинокие слезинки.

  - Мамочка, размотай меня, я мокрый совсем! – Заныл я, выронив соску.

  - Как это мокрый? Лапушка, что с тобой?

  -  Уписялся я, мам. – Объяснял я, пытаясь чётко выговаривать свои слова.

  - Ну ничего, маленькая, это мы сейчас поправим. - Трепетала надо мной мама, с улыбкой разматывая мои пелёнки. – Сейчас искупаем нашу наказанную крошечку, переоденем. Хорошо, что мы пропотели хорошенько, значит выздоравливаем.

  - Да мамочка, - сообщила Люда, - мы пот с Алькиного лобика вытирали периодически.

  - Девочки, а вы разобрались с вещами в Олежкином шкафу? – Вопросительно обратилась мама к моим сёстрам.

  - Конечно! – Хором отвечали Люда с Наташей. – Всё ненужное убрали, а  платья погладили и сложили.

  Не понимая, что имеют в виду сёстры, отвечая на мамин вопрос, я держался за мамину руку и бежал за ней в ванную, сверкая своей голой попой.  В шесть рук меня подмыли и вытерли насухо. Потом мама с девочками отпустили меня в свою комнату одеваться, не отставая при этом от меня ни на шаг. Моей радости не было предела, что меня, наконец, оставили в покое, я опять могу быть свободен и сейчас переоденусь в свою привычную одежду. Я не надеялся, что буду отпущен гулять на улицу, но хотя бы походить по квартире, и то мне казалось большой радостью. Когда я открыл мой шкаф в поисках своих вещей, то удивился обновлениям на всех полках и моя радость постепенно растворялась.  Нигде я не видел моих трусов, штанов и рубашек, На всех отделах теперь лежало кружевное бельё моих сестер, кофточки и их старые платья, одно осталось неизменным – это куча колгот, которые я донашивал за моими сёстрами.

  - Ну что, курильщица, надевай платье и можешь теперь идти со своим Мишкой прятаться по чердакам. – Доносились до меня досадные мамины слова. – Девочки помогите ему одеться, раз уж не может себя в штанах правильно вести, то пусть в платьях походит.

  Люда с Наташей подошли ко мне и принялись выбирать мне одежду. Для начала на меня надели белые трусики и тёплые колготки жёлтого цвета. Когда я оказался в майке, то попросил девочек ничего больше не одевать, но сёстры даже и слушать не хотели, ссылаясь на прохладу в квартире и на мою простуду. Учитывая моё нежелание находиться в девичьем платье, было решено одеть меня «поскромнее», вскоре на мне оказалось их школьное платье в комплекте с чёрным передничком. Это платье было с длинным рукавом, коричневого цвета, шерстяное и мне оно было немного велико. Оно так же оставалось мне большим, даже не смотря на кофточку, которую мне поддели под это строгое платье. На голову для красоты мне водрузили розовый пластмассовый обруч. Стесняться мне, конечно же, было некого, мы с девчонками играли уже в такие игры с переодеваниями, но только здесь было немного по другому. Обычно сёстры меня переодевали на короткое время, но сейчас всё было не так, как всегда, я понял, что платья мне придётся носить не один час, и даже не один день. Такой  расклад вещей меня не совсем устраивал, но по сравнению с тесными пелёнками, пребывание в девичьем платье казалось для меня наградой.

  - Наташ, ты это платье носила в первом классе и оно Олежке большое? – С удивлением спросила Люда.

  - Вот видишь, какая у нас сестричка, совсем ещё маленькая! – С издёвкой в голосе произносила Наташа, подыгрывая сестре и тем самым напоминая о моём маленьком росте.

  В тот момент, когда сёстры разглаживали на мне платье и перешивали заднюю пуговицу на талии передника, мама занималась моими пелёнками. Некоторые из них она отнесла в стирку, а остальные сложила на моём свободном от уроков письменном столе. Сверху всей стопки была показательно разложена широкая красная капроновая лента, которая послужила моим обидным свивальником.

  Оставшийся день я провёл, помогая маме по дому, просматривая мультики по телику и играясь с сёстрами в разные игры. Как сейчас помню, у меня был настольный хоккей, эта игра нравилась всем нам. В конце дня я так заигрался, что даже забыл о надетом на мне девчоночьем наряде.

  После ужина, Люда повела меня в ванную, а мама с Наташей пошли раскладывать, как они сказали, «Алькину колыбельку». Во время купания и туалетных процедур, я многое передумал, мне хотелось, что бы меня положили в Наташкиной тёплой пижаме, но опять спать в пелёнках у меня не было никакого желания. Когда Люда на руках вынесла меня из ванной, мои опасения по поводу сна в пелёнках, к сожалению подтвердились. Меня поставили на кровать, которая опять была устлана целой кучей простыней. В этот раз я обратил внимание, что простыни имели тёплые расцветки, они были из мягкой фланели, поэтому их всё-таки правильнее будет называть пелёнками. Посередине всей этой кучи пелёнок опять лежал огромный и толстый треугольник из сложенной марли . Без промедления мама надела на меня старую ночную сорочку, только она, почему то была обрезана и едва доставала мне до пояса.

  - Ночью наша малышка теперь будет спать в распашонках. – Мурлыкала мама, нахлобучивая на меня эту непонятную для меня рубашку. - Вот смотрите девочки,  распашонку ребёнку надевают на ночь для комфортного сна и она должна быть коротенькой, что бы малышка её не замочила.

  - Мам, а может не надо меня заматывать? Можно мне просто под одеялом? – с надеждой жалобным голосом задал я маме вопрос, на что получил подзатыльник.

  - Ты провинился,  и очень сильно провинился, поэтому твоё наказание продлится до самого окончания зимних каникул. Давай больше не будем поднимать эту тему. Может, нужно было тебя ремнём отпороть, а не в пелёнки укладывать? Скажи спасибо, что на улице зима, а то бы я тебя в платье нарядила и отправила с сёстрами гулять. Хорошо, что девочки пока ещё школьницы и тоже на каникулах, помогут мне справиться с тобой.  Давай Людочка укладывай её на подгузник и будем пеленать. И ещё, все эти две недели будем называть тебя не Олежкой, а девочкой Алей, чтоб был тебе урок. 

  В следующий момент мне бессовестно широко развели ноги и протянули между ними огромный марлевый подгузник, а мама, тем временем, продолжила свой обидный рассказ.

  - Я прекрасно знаю, деточка моя, как в вашем садике воспитательница пеленала одну девочку на тихом часу. Валентина Андреевна вместе с нянечкой мне потом рассказали по секрету, каким смирным ты стал после этого случая. 

  - Мама, а что правда Валентина Андреевна пеленала детей в Олежкиной группе? – Заинтересовалась Люда.

  - Да, но это большой секрет, она мне потом призналась, что завернула в пару простыночек и одеяло одну из близняшек Олю Николайчук, а потом всем угрожала такой же расправой. Ох эта Олечка, она была у них в группе самой балованной. Валентина Андреевна мне тогда подчеркнула, как этот случай сильно подействовал на нашу красавицу. – Спокойно говорила мама, заглядывая в мои заинтересованные глаза и оборачивая на мне мягкий подгузник.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

   И вот сейчас, сидя за письменным столом и описывая те далёкие дни моего детства, у меня в сознании всплыла картина тех незабываемых моментов, когда я был в садике. Уже прошло много лет, и в самых дальних обрывках моей памяти остался вид этого красивого свёрточка в белом пододеяльнике. Я всю жизнь вспоминаю эту девочку Олю, она тоже, как и я, тогда была маленького роста, и её частенько пеленали, потому что она была не совсем послушная и шальная девчонка. Её негромкий и беспомощный плач всегда проносится эхом в моей памяти, и уже многие годы ни как не выходит у меня из головы. Еще колыбельная песенка нашей воспитательницы, которую я никогда не забуду, состоящая из гласных букв а-а а-а а-а а….  Я отчётливо запомнил, как долго тогда я не мог уснуть, и её нежный плач, так яростно теребящий мой разум и разрывающий моё сердце. Обычно Оля плакала недолго,  под интенсивные раскачивания и монотонную колыбельную нашей воспитательницы, её обидные капризы всегда слишком быстро заканчивались,  и после этого было слышно только тихую колыбельную нашей воспитательницы. «Почему Оля уже не плачет? Как ей там? Неужели она так быстро уснула?» - в панике тогда задавал я себе вопросы, волнуясь за эту девочку. Всё это я сильно переживал, и наверное поэтому все эти воспоминания не хотят оставлять меня по сей день.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

  Лёжа на кровати и находясь во власти маминых рук, я не мог поверить, что сейчас я нахожусь на месте этой девочки, и теперь меня пеленают так, как пеленали тогда её. Я ощутил на себе мягкий и огромный подгузник, который не давал мне свести ноги. Между делом я прокручивал в голове совсем недавние и так волнующие меня события. Я прекрасно запомнил, как в садике всю группу уложили спать, но сразу уснуть получается не у всех, поэтому мы балуемся. А потом я слышу какую-то возню, и следом вижу, как воспитательница ходит между нашими рядами кроватей, показывая всем аккуратненько спелёнатый плачущий свёрток, перевязанный капроновыми лентами от Олиных косичек. Этот свёрток издаёт нежные и жалостные звуки, от которых мне тоже хочется плакать…. 

От моих мыслей  меня отвлекли очередные мамины действия, она попробовала мой лоб и одобрительно взглянула на меня.

  - Как быстро ты у нас выздоравливаешь, благодаря пелёнкам, надо будет тебя всегда теперь так лечить, когда заболеешь. Не просто тебя пеленать, а тепло пеленать! – Дополнила мама саму себя, начиная весь этот оскорбительный для меня процесс, обворачивая меня в пелёнку.

  Когда эта первая пелёнка начала туго прижимать мои ноги друг к дружке, мне стало больно, и я даже подавленно вскрикнул.

  - Ч-ч-ч-ч-ч…. А ну-ка , не пищи моя сладкая, мама тебя не обидит, сейчас тебе будет уютно…  Вот тебе сосочка, бери в ротик и соси. – Сюсюкала мама жалобным голосом, пеленая меня уже в следующую пелёнку, прижимая при этом обе мои руки.

  - Ой, посмотрите, как миленько Алька смотрится с соской во рту! – Воскликнула Люда, улыбаясь мне.

  Милые улыбки сестёр и моей мамы делали своё дело и удерживали моё сознание от очередного оскорбления. В этот раз плакать я не стал, и только посасывал свою соску. Я закрыл глаза и  обидно отдался в мамины руки, которые без остановки пеленали меня в одну пелёнку за другой. Она пеленала так же туго, как и в первый раз, и опять две девичьи косыночки фиксировали пелёнки, накрывшие меня с головой. Мама заворачивала меня, рассказывая мне что-то ласковое и нежное, но я был на грани истерики от того, что меня опять насильно погружают в этот плен. В тот момент, когда дело подходило к завершению и меня уже закручивали в одеяло, я не удержался и всё-таки обидно расплакался.

  - Сейчас моя маленькая, сейчас моя капризулька… - Мурлыкала мама. – Сейчас мама возьмёт тебя на ручки, будет качать, будет петь тебе колыбельную…

  Мои слёзы катились из глаз, и вдобавок ко всему, я ощущал, как нежный девичий бант многократно оборачивает и стягивает мой свёрток, ещё больше сжимая моё тело. В следующий момент я заметил, что меня перемещают в пространстве, и что я нахожусь уже на маминых руках.

  - А-а  а-а  а-а  а, а-а  а-а  а-а  а, а-а  а-а  а-а  а  … - где-то совсем рядом пел мне её шёлковый голосок. – Не плачь моя маленькая! Не плачь, моя хорошая! Не плачь, моя девочка!

  В какой-то момент мне показалось, что она подбирает любые слова, что бы меня успокоить, потому как моей девочкой, она меня ещё ни разу не называла. Ещё в моей голове промелькнула мысль, что так нежно и ласково мама со мной ещё ни разу не обходилась. Но несмотря на её бархатные слова, мне было очень обидно за себя и мой горький плач продолжался. «Зачем мама меня так туго спеленала? Почему я такой беспомощный? Зачем они меня так обижают?» - спрашивал я себя, проливая горькие слёзы. Плакать мне пришлось  ровно до того момента, пока мне не заменили мою уже выпадающую соску на другую. Неохотно, через слёзы, я всё-таки начал поглощать молоко под мамины мягкие слова.

  - Ну вот, моя лапушка, давай будем успокаиваться. А то ведь совсем расплакалась,  ну прямо как девочка маленькая себя ведёшь. Лучше побудешь девочкой у мамы на ручках, чем с хулиганом Мишкой по чердакам лазить.

  - Я хотел маме возразить насчёт моего друга Мишки, и что он совсем не хулиган, но мой рот был занят и только издал парочку мычащих звуков.

  - Тише - тише, Алька не болтай, кушай и не балуйся. – Требовательно-ласковым голосом мурлыкала мама. – Помни о дисциплине, и веди себя послушно.

  Мне только и оставалось, как пить тёплое молоко и беспомощно заглядывать в глаза своей маме, надеясь, что она будет ко мне более благосклонна. Когда молоко закончилось, мама меня опять «наградила» пустышкой, вслед за этим принялась бережно раскачивать, напевая мне колыбельную и унося меня в крепкий младенческий сон.

- Баю баюшки баю … а-а  а-а  а-а  а, а-а  а-а  а-а  а, а-а  а-а  а-а  а …

  Ночью я просыпался много раз, мне было как-то неудобно, и что-то непривычно. Чьи-то ласковые руки несколько раз вставляли мне в рот потерявшуюся соску, иногда сменяя её другой соской с приятным чаем, переворачивали мой свёрток с одного бока, на другой. Понимая, что нахожусь с мамой в одной кровати, я быстро успокаивался  и опять засыпал, чувствуя её тёплые руки.

  - Спи моя крошечка, спи моя маленькая, мама рядом, мама тебя никому не отдаст.

Утром я ощутил, что из-под меня бережно вытаскивают мокрый и тяжёлый подгузник, при этом широко разводя мои ноги. Открыв свои глаза, я увидел маму, в следующий момент она взяла меня на руки, придерживая своей мягкой ладонью мою холодящую попу.  Шёпотом разговаривая с Людой, она распорядилась о замене нескольких верхних пелёнок и подгузника. Я положил голову ей на плечо, мне стало очень приятно ощущать тепло и аромат маминого тела. Её приятная ночнушка нежила и баюкала меня, не давая мне проснуться. Я вспомнил, как ночью этот аромат её тела придавал мне спокойствия и надёжности. В эту ночь ко мне вернулось давно забытое чувство материнского тепла и защищённости, как будто бы я проспал целую ночь у моей мамочки на руках. В следующий момент, оказавшись опять на мягком и свежем подгузнике, я не хотел просыпаться и открывать глаза. Аккуратно с меня стащили промокшую распашонку. Потом  бережно развели мои ноги, протянули подгузник и вслед за этим опять начали пеленать.  Понимая, что я опять буду спелёнут, я сильно обижаться не стал, потому что знал, что находясь уже в привычных для меня пелёнках, опять буду уютно спать. Ещё я понимал, что у меня не было выбора, раз уж мне суждено спать теперь только в таком состоянии. Ещё я снова вспомнил, что мама если чего решит, то от своего ни когда не откажется и мне всё равно будет уготована участь младенца.

  - Не просыпайся, моё солнышко, поспи ещё, мама тебя перепеленает и пойдёт на работу. – Тихо мурлыкала мне мама.

  В этот раз мама пеленала меня не так туго, но её пеленание показалось мне таким же плотным и вязким. Я не хотел открывать свои глаза, и только иногда капризно постанывал.

  - Как проснёшься, слушайся девочек, иначе будешь наказана. – Доносились до меня мамины нравоучения.

  Когда моё пеленание было завершено, мне дали попить немного молока, после чего я опять вырубился.

  Просыпаясь, я понял, что хочу в туалет. Немного покапризничав, издавая слабые стоны, я увидел перед собой улыбающиеся глаза моих сестёр.

  - Что проснулась, наша сонька? – Спросила меня Люда, вынимая соску из моего рта.

  - Разверните меня пожалуйста! – Жалобно промурлыкал я, заглядывая в глаза моим сёстрам.

  - Развернём, но с одним условием, - сказала Наташа, - будешь нас слушаться?

  Кое-как мне удалось покивать головой, соглашаясь с девочками.

  - Ну вот и славненько! – Воскликнула Люда. – Давай вставай, иди умывайся, потом мы тебя красивенько оденем и будем завтракать. Или тебя купать надо? – Спросила меня Люда, разворачивая мои пелёнки.

  Я был несказанно рад своему освобождению, и мне не терпелось поскорей выбраться из своего кокона.

  - Ой Наташ смотри, мы совсем сухие! – Воскликнула Люда, вынимая меня из пелёнок и направляя в ванную.

  После утреннего туалета я опять оказался в платье, только это платье было не школьное, а более яркое и совсем домашнее. Оно было мягкое на ощупь, тёплое и бархатное, красного цвета. Девочки подчеркнули, что с красными колготками это платье будет выглядеть очень мило. В конце, весь ансамбль был закончен вчерашним розовым обручем на голове.

 - Ты неотразима! – Сказала Наташа, разглаживая на мне мой новый наряд.

Время до обеда прошло быстро. На кухне мы вместе готовили обед, я нарезал овощи, а потом в ванной выжимал бельё нашей стиральной машиной. Подойдя к окну, я осторожно выглянул сквозь тюль. Мне не хотелось, чтобы гуляющий Миха увидел меня, потому что у меня не получится отвертеться от его визита. Сёстры всё равно не дадут мне переодеться, а встречать друга в платье было бы для меня настоящей катастрофой. Моего Мишки во дворе не было видно, поэтому я расслабился, залез на свой любимый табурет и позволил себе полюбоваться зимними видами нашего двора. Снега нападало мало, видимо на улице был сильный мороз, потому что деревья стояли окутанные пушистым налётом. Потом я загляделся красивым узором, который разукрасил всё наше большое окно. Фантастические замысловатые  завихрушки были такими чудесными, что от них тяжело было оторвать глаза. Мне вспомнились мамины утренние слова, когда она брала меня на руки, при этом как-то оценивая, смотрела на меня, как бы примеряя мой рост с ног до головы. Она пообещала мне хороший подарок в канун праздника Нового Года, который наступает уже с завтрашнего вечера. Я отвернулся от окна и, глядя на роскошную и красивую ёлку, думал о своём подарке, о Новогоднем вечере, мне не очень-то и хотелось весь праздник проходить в этих непонятных девичьих нарядах.

  Во время того, как я задумавшись стоял посреди нашей гостиной, подошла Наташа и позвала на обед. Есть совсем не хотелось, но я обещал маме, что буду слушать своих сестёр, поэтому выбора у меня не было.  Во время обеда я случайно испачкался, непослушная ложка выскочила из моих рук, и противное пятно  расплылось на подоле моего платья.

  - Ах, какая неаккуратная у нас девочка, – воскликнула Люда. – Совсем ещё маленькая ты у нас, какие там ещё сигареты, твоё место в распашонках и со слюнявчиками. Правильно Наташа ты мне предлагала слюнявчик ей надеть, не послушалась я тебя, думала, что Алька у нас взрослая, а оказывается наоборот. – Продолжала она надо мной издеваться.

  - Сейчас пообедаем, и спатки тебя положим! – Поддерживала сестру Наташа.

  - Что опять в пелёнки? – Чуть не плача, посмотрел я на сестёр.

  - А как ты думала? – Ответила Люда с холодящими мамиными глазами.

  - Я не хочу спать! – Начал я противоречить, надеясь избежать дневного сна в спелёнутом виде.

  - А если будешь с нами спорить, то тебе же хуже будет, всё равно насильно тебя спеленаем и тогда не выпустим из пелёнок несколько дней. А маме скажем, что ты от нас убежала, и можешь не сомневаться, она обязательно нас поддержит. - Говорила мне Люда, не обращая внимания на мой оскорбленный вид.

  Последние ложки обеда дались мне с огромным трудом. Обидный комок в горле с трудом давал мне даже выпить компот. Когда я поставил пустую чашку на стол, Люда взяла меня за руку и повела в спальню, где Наташа тем временем уже заканчивала стелить мою «постель». В четыре руки с меня сняли платье и колготы с трусиками и положили на мягкий подгузник, в который заботливо Люда спрятала меня по самую грудь. Первой пелёнкой она беспощадно обернула мои ноги, едва перекрывая подгузник. Второй, спеленала меня до подмышек, аккуратно разглаживая её концы под моей спиной

  - Ну а теперь ручки… - Промурлыкала Люда, прижимая третьей пелёнкой поочерёдно мои руки.

  - Ой, Наташ, чуть про клеёнку не забыли, - обратилась она к сестре, приподнимая меня. – Я поднимаю, а ты подкладывай.

  Глухой шелест медицинской клеёнки зашуршал где-то подо мной и вокруг меня, после чего очередная пелёнка накрыла меня с головой. Я опять начал ощущать полную беспомощность, а когда на мне завязали платок, то теперь уже и невозможность движения головой. Мои сёстры ссылались на прохладу в комнате, поэтому настелили около десятка пелёнок. С обидой, я понимал, что мои сёстры, пользуясь отсутствием мамы, могут себе позволить так надо мной измываться, пеленая меня в такое большое количество пелёнок. С каждой новой обидной пелёнкой моя беспомощность только усиливалась, так же как и обида на свою судьбу. Но я не мог себе позволить разрыдаться прямо на руках у моих сестёр, поэтому я пытался бороться с собой, сдерживая свои эмоции. Люда пеленала меня не так туго и профессионально, как мама, я свободно мог двигать руками, но вытащить их всё равно не представлялось возможным из-за пелёнок накрывших меня с головой. Мой взор ограничивала округлая граница одного из платков, от этого мне было ещё обиднее. Когда, наконец, перед глазами запорхало моё розовое в клеточку одеяло, я начал чувствовать некое облегчение от окончания всего этого издевательства надо мной. Но атласные ленты начали туго стягивать всё  тело, я начал капризно постанывать, показывая тем самым своё недовольство.

 - Тише Алька, не обижайся на меня. – Мурлыкала мне Люда маминым голосом, завязывая на мне красивый и роскошный бант. – Сейчас попьёшь сладкое молочко, тебе станет намного легче, потом мы тебя укачаем, и будешь спатки у нас без задних ног.

  В следующий миг меня взяли на руки, и я принялся сосать молоко из бутылочки, понимая, что оно и в правду сладкое и приятное. От вкуса этого молока, мне стало ещё легче, ведь оно на самом деле было очень успокаивающим. Понимая, что в бутылочку девочки добавили мёда, я с удовольствием впитывал в себя эту сладкую жидкость. Почему-то в этот раз молоко быстро закончилось, и когда мне поменяли соски местами, я ощутил мягкие и приятные раскачивания всего своего тела. Я совсем не запомнил, как меня укладывали на кровать, и уснул очень быстро.

  Просыпаясь от того, что хлопнула входная дверь, я догадался, что с работы пришла мама. Своим сонным разумом я опять вспомнил, что в гостиной стоит нарядная ёлка. Сегодня тридцатое января и как бы мне ни противно было находиться в тесных и оскорбительных пелёнках, облегчение приносило то, что завтра Новый Год, и мы будем веселиться, получая новые подарки. Из прихожей до меня доносилась какая-то суета, звуки передвигающейся обуви по полу и непонятное поскрипывание. Я знал о том, что находясь на своей кровати, мне легко было бы видно происходящее в прихожей, я попытался повернуть свою голову, но у меня совсем не выходило это сделать и в очередной раз мне стало чуточку обидно. От своей беспомощности я снова начал было дремать, но приближающий весёлый голос мамы отвлёк меня.

  - Ну как тут наша красавица, уже спит? – Звучал мамин голосок, а потом я увидел её лукавые глаза. – Мы проснулись! Я тут тебе кое-что привезла!

  В следующий момент мама взяла меня на руки и понесла в прихожую. По дороге ведущёй в прихожую мы с мамой проходили зал, а я суматошно соображал, что же такое мама могла не принести, а привезти. Потом она опустила меня куда-то, как бы примеряя во что-то, я даже немного при этом испугался.

  - Как же ты в неё хорошо вмещаешься, - приговаривала мама, устраивая меня в чём-то непонятном.

  Далее мама подняла и повернула мой свёрток вертикально, показывая мне то, над чем уже суетились мои сёстры.

  - Ну а теперь можешь посмотреть на свой главный подарок!

То, что я был изумлён - это ничего не сказать. Моя соска вывалилась изорта. Это была детская зимняя коляска белого цвета.

  - Мама, а зачем нам эта коляска?

  - Ну ты Алька даёшь, это для того что бы нам можно было гулять! – Отвечала мама. – Ведь у тебя ещё почти две недели каникул. Должна же моя лапочка дышать свежим воздухом! Уж лучше в коляске будешь гулять, и под нашим присмотром, чем с этим хулиганом Мишкой лазить неизвестно где.

  Тем временем мои сёстры весело переглянулись, протирая тряпками потускневший от пыли и времени белый дерматин. Я видел эту коляску раньше, она стояла на лестничной площадке этажом ниже и принадлежала тёте Рае. Её дочь Анжела уже ходила в детский сад, поэтому коляска видимо была не в удел.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Сейчас я вспомнил эту зимнюю закрытую коляску. Все коляски того времени были большими и шикарными, как для младенца они были великоваты. В те времена делали всё добротно и с запасом, и эта огромная коляска была тому подтверждение.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

  Всё так же, находясь в маминых руках, я вдруг вспомнил, как мы с моим другом Михой, даже хотели из неё сделать катер и отправиться на нём в дальнее плаванье по нашей реке. Никогда я не мог раньше представить, что эта младенческая коляска будет выполнять своё главное предназначение по отношению ко мне, и что меня как младенца, будут вывозить  в ней на прогулку. Мне стало не по себе, «неужели мама собирается опозорить меня на весь двор? Я не мог поверить, что мама собирается вывозить меня в таком виде на улицу. А если меня кто-то увидит?». Мой разум был на грани истерики, очень хотелось надеяться, что они так шутят надо мной.

  - Люда, ведь вы же недавно положили Альку спать? – Спросила мама у своей дочери.

  - Да мамочка, ещё и часа нет, как мы уложились.

  - Девочки, а не прогуляться ли нам сейчас?  – Чуть громче обратилась мама к моим сёстрам, на что те ответили весёлыми положительными возгласами.

  - Альку тоже с собой возьмём? – Спросила Наташа.

  - Ну конечно же возьмём! – Отвечала мама, перекладывая меня на одну свою руку и заглядывая в мои глаза. – Перепеленаемся и опять будем спатки, только уже на свежем воздухе.

  В следующий момент, не выпуская из рук, мама пошла со мной в мою спальню и положила меня на кровать, выдёргивая из-под меня одеяло, которым всегда была застелена моя кровать. Краешком глаза я увидел, как на моём письменном столе мама расстилает это огромное одеяло в белом пододеяльнике.

  - Зайка, ты там не мокрый? – обратилась она ко мне.

  - Не-е-ет.  – Обиженно ответил я, дрожащим голосом.

  - Вот и славненько, сейчас я тебя перемотаю, потом ещё в это одеялко заверну, и пойдём с тобой гулять. И не дуйся на меня пожалуйста, на себя нужно было обижаться, когда раздетым на улицу выходил, не бойся моё сокровище, мама тебя тепло оденет. Девочки, - внезапно обратилась она с моим сёстрам, - с сегодняшнего дня Олежкин письменный стол будет у нас служить столом для пеленания!

  В следующий момент меня переложили на стол, и развязав банты, мама принялась разворачивать моё розовое верхнее одеяло.

  - Ой, как хорошо тебя Люда упаковала, так много пелёнок .... Уютненько тебе? Не жарко было?

  С обидой я хотел отвернуться, но этого сделать у меня не вышло, поэтому только отвёл свои оскорблённые глаза. А мама тем временем освобождала меня от оставшихся пелёнок и платков. Когда мои руки, наконец, были свободны, я поднял их вверх, потянулся и глубоко вздохнул.

  - Потягушки – потягушки, моя сладкая, беги в туалет пописяй, а потом будем одеваться. – Мурлыкала мама, освобождая меня от сухого подгузника.

  Я без промедления побежал на унитаз. Потом Наташа, видимо по распоряжению мамы, зашла в ванную комнату, взяв крепко меня за руку, отвела обратно в мою спальню, где уже всё было готово для прогулки. На моём столе уже была аккуратно разложена новая кипа свежих пелёнок.

  - Вот посмотри, на свои очередные подарки, - обратилась ко мне мама, усаживая меня голой попой прям по середине большущего треугольного подгузника. – Я специально, сегодня утром зашла в наше ателье, там моя знакомая пошила нам вот такие  милые предметы.

  Мама достала из своей сумки какие-то вещи, они были пошиты из фланели розового и белого цветов, разукрашенной детскими фигурками зайчиков и утят. На вид все эти вещи были мягкие и нежные.

  - Я ей сказала, что это для Новогоднего маскарада, а мерки были взяты с твоей пижамы - объясняла мама, поглядывая на меня.

  Сначала она развернула розовый комбинезон, мама назвала его ползунками, это были высокие штанишки с завязками на плечах. Потом она показала нам две рубашки с весёлым детским рисунком, одна была белая и имела короткие рукава, а у второй розовой, рукава были длинные и почему-то застрочены. Эти детские рубашки не имели пуговиц и были с большими запахами, «как на домашнем мамином халате» - подумалось мне. Почему-то эти детские кофточки мама назвала распашонками.  Следующим, самым обидным для меня предметом, появилась светлая кружевная шапочка, которую без промедления надели мне на голову. Она была мягкая, завязывалась на подбородке миниатюрными ленточками. Когда эта непонятная шапочка оказалась на мне, пена её кружев сразу определила границу моего обзора. Такие же кружева служили окантовкой и украшением на распашонках и ползунках, ещё они напоминали мне те кружева, которые были у моих сестёр на ночнушках и нижнем белье. А валанчики и всякого рода складочки, которые украшали все эти детские вещи, напомнили мне девичьи праздничные  платья.

  - Ну всё, давай будем пеленаться! – Объявила мама, укладывая меня на спину. - Ещё я зашла в нашу аптеку и девочки мне дали вот такой детский крем, надо будет нашу Альку не забывать им каждый раз обрабатывать. – Говорила мама, обращаясь к моим сёстрам.

  После того, как меня уложили в горизонтальное положение, мама обработала все мои нежные места скользким и прохладным кремом, вслед за этим нижний край этого огромного подгузника протянулся между моих растопыренных ног. В следующий момент мама принялась пристраивать на мне новую распашонку с коротким рукавом. После того, как края этой странной рубашки запахнулись на моей груди, мне начали надевать вторую кофточку. Почему-то, эту вторую распашонку на меня надели спереди и запахнули назад, разглаживая концы под моей спиной. Я грустно вздохнул, разглядывая свои ладони, которые теперь были спрятаны застроченными рукавами этой обидной распашонки. Вслед за этими младенческими кофточками, мама принялась надевать на меня этот непонятный комбинезон.

  - Там холодно на улице, поэтому нам тепло нужно одеть наше сокровище. – Мурлыкала мама, подтягивая штанины этих ползунков по моим ногам.

  - Мама, а может не надо всё это на меня одевать? – чуть не плача, промямлил я, пытаясь при этом вставать.

  - Ч-ч-ч-ч-ч… Ты опять ерепенишься? А ну-ка не капризничай мне тут, а то сейчас ещё и отпорю тебя по голой попе! – Строго ответила мама, отпуская мне подзатыльник, и насильно укладывая обратно на стол, повторяя свои слова. – Вот возьму и отпорю тебя, как непослушную маленькую ляльку!

  Мне вдруг стало невыносимо обидно, и я начал досадно плакать. Горькие слёзы катились по моим щекам, впитываясь в нежные кружева моей новой шапочки, а мама, не теряя времени, уже поправляла и разглаживала на мне эти мягкие ползунки. В одно мгновение они скрыли собой всё моё тело, было такое ощущение, что мама надевает на меня их каждый день с самого моего рождения. Когда она завязала свободные концы ползунков на моих плечах, то они насколько сильно натянули подгузник, что мои ноги при этом машинально разъехались в разные стороны. Я попытался их свести, но понял, что это бесполезно. Замечая, что мои руки тоже автоматически раскинулись  вверх и по сторонам, я повернул голову к одной из них, пытаясь спрятать своё рыдающее лицо.

  - Ну вот, посмотрите девочки, какая куколка у нас получилась! – Весело прочирикала мама, обращаясь к своим дочкам. – Как хорошо на ней смотрится эта розовая фланелька!

  - Если бы она ещё не плакала…? – Глубоко вздохнула Наташа.

  - Мама, может сосочку ей дадим? – Спросила Люда.

  - Успеем ещё соску дать, пусть пока без неё побудет, а то к нам должна соседка зайти, – отвечала мама своим дочерям, при этом протягивая ещё что-то большое и толстое у меня между ног. - Надо бы Альку быстрее упаковать, чтобы Рая не видела, что мы прямо по-настоящему пеленаемся, как новорождённые малыши.

  - Тётя Рая? – Воскликнула Люда. – Мам, и ты собираешься ей показать всё это?

  - Ну и что же тут такого? Я ведь не убиваю своего сына, а даже наоборот,  уделяю ему очень изнеженное и повышенное  внимание. А насчёт слёз, так это нормальные дела, происходящие с такими детками как наша, и всё это в порядке вещей. – Безжалостным голосом воскликнула мама, принимаясь за дело.

  Первая пелёнка беспощадно обернула мои широко расставленные ноги, при этом натягивая ползунки на моих плечах. В этот раз я не почувствовал, что ноги прижались друг к дружке, они оставались так же согнутыми, в какой-то невесомости и одновременно в натянутом состоянии. Лёгкое давление в паху напомнило мне о том, что на мне обидный младенческий подгузник, дополненный ещё и огромной пелёнкой, протянутой между моих ног, вся эта тугая пышность унизительно держала меня в своих объятиях и совсем не давала сомкнуться нижним конечностям. Вторая пелёнка прижала к туловищу одну мою руку, а в следующий момент забрала и вторую руку, открывая всем на показ моё рыдающее лицо. Мне стало ещё досаднее от того, что я не могу прикрыть свою обиду руками, я не могу закрыться от всего этого кошмара!

  - Ручки и ножки ребёнку лучше расположить в правильном физиологическом положении, ведь в этой позе наша малышка будет находиться, может быть не один час, поэтому нам будет удобно спать в таком положении. Да, лапонька? Тебе удобно? – Оживленно подморгнула мне мама, вытирая мои мокрые щёки, пытаясь меня развеселить.

 Я заметил, что руки мне положили не как обычно по швам, а оставили их чуть согнутыми в локтях. Во время предыдущих пеленаний меня выравнивали, и я лежал как солдатик по стойке смирно, а сейчас все мои конечности были изогнуты и при этом абсолютно зафиксированы. Для себя я отметил, что мне и в правду было в некоторой степени удобно находиться в таком положении, но легкости на душе у меня не прибавлялось, поэтому я оскорбительно громко всхлипывал, обижаясь на весь мир. Между делом, мама перекатывала мой свёрток по сторонам, расправляя подомной медицинскую клеёнку. Следующая пелёнка накрыла меня уже с головой, она добавила тугости предыдущим, нижний конец этой огромной пелёнки мама подвернула наверх и ещё сильнее прижала мои руки. Я обратил внимание, что в этой распашонке руками мне уже ни как теперь не пошевелить. Пока я соображал, что же будет с моими руками, на мне оказался платок, который натянул пелёнку вокруг моей шеи и завязывался, как обычно, где то сзади. К своему большому разочарованию я понял, что теперь уже и моя голова стала терять свою подвижность. Очередная пелёнка натянулась от моих плеч и до самих кончиков ног, делая меня ещё более неподвижным и беспомощным. Тем временем чьи-то заботливые руки промокательными движениями пытались осушить мои щёки от нескончаемо-горьких слёз. Мне было очень обидно за себя, что со мной совсем не советуясь, мама одевает, то есть пеленает меня на прогулку. «Ведь я уже большой, зачем мама так унижает меня этими младенческими вещами? Неужели мама отважится вывезти меня в коляске, как грудного ребёнка, и тем самым опозорить на весь двор?» - громко всхлипывая, в панике задавал я себе вопросы.

  - На прогулку деток пеленают тёпленько и уютненько. – Приговаривала мама, не прекращая своих напористых движений. – А ты моя маленькая, поплачь – поплачь, в следующий раз будешь думать, как раздетым на улицу выходить, да ещё и всякую гадость в рот тянуть.

Когда следующая пелёнка накрывала меня с головой, я обратил внимание, как воздушные кружева на моей шапочке остаются снаружи и мой обзор почему-то остаётся неизменно-ограниченным этими нежными кружевами. Мама без остановки пеленала и перекатывала меня как куклу, словно клубочек по сторонам. Своим заплаканным взором, с радужными от слёз разводами, я только и видел, как резко сменяются кадры. То передо мной проносится окно своей комнаты – и в следующий миг я вижу Люду и Наташу, стоящую на другой стороне от окна, заинтересованно наблюдающими за моим оскорбительным превращением в грудного ребёнка. В последнее время мама много меня обижала, но эта обида, которая сейчас мной овладела, казалась мне самой оскорбительной из всех.

  - А на столе удобнее пеленать, не то что на кровати! Да и малышке нашей будет уютнее… – Между делом умозаключила мама, вдруг переходя на жалобный тон. – Ну что же мы так сильно плачем? Поплакали чуть-чуть, и хватит… Алька, лапочка моя, не надо так обидно плакать, вот увидишь, в маминых пелёнках тебе будет очень уютненько.

  На мгновение мне показалось, что у меня, наверное, нервный срыв, такой истерики в своей жизни у меня ещё не было. Нежные мамины слова никак на меня не действовали, и я продолжал громко рыдать, находясь на пеленальном столе. Даже присутствие в комнате моих сестёр меня совсем не смущало, потому что у меня совсем не получалось справиться со своими эмоциями, и я продолжал громко плакать от своей безысходной беспомощности. Всё моё тело, как мне показалось, опять обретало какую-то целостность от невозможности движения и от полного сжатия меня со всех сторон. От этих перекатываний меня по сторонам и быстрого изменения картинки перед глазами и у меня немного закружилась голова. Мне ничего не оставалось делать, как хлопать мокрыми ресницами и капризно всхлипывать, целиком отдаваясь своей нелёгкой судьбе.

  - Та-ак, ну а теперь такой вот весёленький платочек  завяжем нашей принцессе! – Мурлыкала мама, видимо получая от всего этого действа явное удовольствие.

  Мельком я заметил, как этот платок, разукрашенный мелким горошком, захватывает меня по сторонам, ещё сильнее делая из меня беспомощную плачущую куклу в руках моей мамы. Понимая горькую необратимость моего положения, я уже и не пытался сдерживать свою истерику. Когда мама принялась, заворачивать меня в уже привычное бледно-розовое шерстяное одеяло, я осознал, что наконец-то мамины пелёнки закончились. В одеяло меня упаковали так же плотно, ещё и с головой. В этот раз мама не стала перевязывать меня обидными бантами, и только нежно протянула ко мне свои руки.

  - Ч-ч-ч-ч-ч…, ну хватит плакать. Иди к мамочке, обидчивая ты моя, немножко попьём чайку и наконец, успокоимся.

  Я опять оказался у мамы на одной руке и был вынужден сосать из детской соски тёплый чай, который всё-таки приносил мне некоторое облегчение, угнетая мою истерику. Когда я в этот раз находился в маминых руках, то из-за плотности пеленания, мне совсем не удавалось определить, каким способом мама меня придерживает. Единственное, что мне было ясно, это моё полулежачее положение и абсолютная сосредоточенность над этой маминой соской с ароматным напитком. Во время всей процедуры моего кормления, я сделал несколько бесполезных попыток пошевелиться, при этом у меня не получилось передвинуться ни на миллиметр. В очередной раз я чувствовал своё тело вместе с головой, каким-то целостным единым комочком. Это уже знакомое для меня чувство, сейчас было умножено в несколько раз. Мельком я вспомнил, как в первый раз почувствовал эту сжатость со всех сторон и монолитность своего тела во время первого моего обидного пеленания. Но во время первых  пеленаний мне было не так удобно, как сейчас, и мне вдруг стало стыдно думать такое и признаваться себе в этом. Погружаясь в свои мысли, я быстро расправился со своим напитком. Когда мама освободила мой рот от опустевшей соски, то вдруг остановилась и застыла на месте, видимо что-то вспоминая. Немного постояв, она положила меня на импровизированный пеленальный стол и убежала в другую комнату. Через некоторое время мама вернулась, показывая мне белую пуховую шапочку, которую я носил ещё в садике.

   - Эта тёплая шапочка, как нельзя кстати, подходит для наших прогулок! – Торжествовала мама.

 Я вспомнил, как в этой милой шапочке я выходил зимой на улицу, под неё мне мама всегда завязывала платок, ещё на меня надевали белую леопардовую шубку одной из моих сестёр и прохожие всегда обращались ко мне как к девочке, что меня немного напрягало.

  - Как хорошо, что я вспомнила об этой шапочке, в ней тебе будет уютнее и не так жарко! – Мурлыкала мама сама себе под нос.

  В следующий момент она развернула моё одеяло, потом переложила меня немного повыше и опять плотно в него упаковала, оставляя на виду миленький платочек, разукрашенный весёлым горошком.  

  – Ну вот, и слёзки уже совсем высохли, не обижайся на меня лапочка, я ведь тебя очень люблю, и вдобавок ко всему, ты у меня такая хорошенькая! – Бархатным голосом говорила со мной мама, завязывая тесёмки пуховой шапочки где-то под моим подбородком.

  Когда на моей голове оказалась эта  шапка, то её пуховые края легли ровно по кромке кружевной границы моего младенческого чепчика. Эти милые кружева оставались снаружи, и поле моего обзора было неизменным. Поверх этой пушистой шапочки мама конвертиком завернула меня в огромное ватное одеяло, которое заранее было приготовлено на столе. Поражаясь тому, что из-за количества тугих пелёнок, я совсем не чувствовал на себе это одеяло, и только видел, как мой кружевной обзор теперь перекрыли ровные белоснежные края этого громадного одеяла. В тот момент, когда мама стягивала меня красными лентами, я их совсем не чувствовал и только мог об этом догадываться по характерным движениям и тому, как они изредка попадались мне на глаза. В следующий миг прозвучал звонок в двери. Кто-то из девочек открыл дверь и по мелодичному голосу из прихожей я понял, что это пришла тётя Рая. Закончив с бантами, мама пошла встречать соседку, оставляя меня лежать на пеленальном столе. По голосам из прихожей я понял, что тётя Рая принесла какой-то матрасик с подушечкой и ещё верхнюю накидку для коляски. Вжимаясь в свои пелёнки, я слышал, что мама и сёстры уже одеваются в свои шубы, собираясь на улицу. Через некоторое время, ко мне подошла мама и взяла меня к себе на руки, направляясь в прихожую.

  - Лена, какой красивый свёрток у тебя на руках! – Слышал я изумлённый голос тёти Раи, при этом ещё сильнее съёживаясь в своих пелёнках. - И что это за девочка у вас там? Что-то великовата малышка, как для младенца? – Доносились до меня слова моей соседки.

  - Это я Олежуньку свою спеленала! – Спокойно отвечала ей мама, укладывая меня в коляске, при этом рассказав всю историю моего наказания.

  - Это твой Олеженька у тебя там? Ну а банты то почему красные, совсем ведь не мальчиковые! А что синих бантов у вас не нашлось?

  - Не только пелёнками она у нас наказана, но ещё и пла-а-тья–ми, потому и красные! – Отвечала мама, протягивая слово платьями и подмаргивая мне при этом. – Синие ленты Алька не хочет, розовых мы не нашли, а с красными бантами нам о-о-очень понравилось, да моя хорошая?

  - Она! Алька! Ты называешь его ОНА!? – Услышал я самый изумлённый голос, на который способна тётя Рая.

  - Это такой у нас способ наказания, и поверь, Раечка, в нашем случае он обязательно подействует.

  -  Да, бантики очень пышные, красивая такая куколка у вас получилась! – Восторгалась соседка, принимая мамину правоту и заглядывая ко мне в лицо. - А шапочка какая миленькая и вся такая пушистая, ещё и с кружевами! Боже, Леночка, какая прелесть!

  - Это не шапочка с кружевами, это у нас кружевной младенческий чепчик, его нам пошили, специально для нашей малышки! – Объясняла ей окрылённая комплиментами мама, поправляя подо мной подушку и расправляя края одеяла вокруг моего лица.

  - А кто нас обидел? Почему глазки такие красные? – Доносился до меня умилённый голосок тёти Раи.

  - Это мы, Раечка, одеваться не хотели, поэтому и разобиделись на весь белый свет!

  - Ути - пути, бедная лялечка, разве можно такую красоту обижать...? – Сюсюкала соседка, расправляя своими руками одеяло, тем самым ещё сильнее открывая на показ моё заплаканное лицо.

  - Такая прям бедная… - бурчала мама, суетясь в моих ногах. - Кто бы обо мне так заботился!

  - Лена, ты там тепло Олеж…, то есть Альку одела? А то ведь морозец на улице.

  - Да Рая, мы в двух одеялах, в нескольких фланелевых пелёнках, да ещё и в распашонках тёпленьких.  – Разоткровенничалась мама, забыв о своём обещании, держать в секрете всю правду о моих пелёнках.

  - Какая  же прелесть в пелёночках лежит, так хочется её понянчить! – Восторгалась соседка всем моим видом.

  - Раечка, давай не сейчас, как нибуть в другой раз, а то упарим наше сокровище. – говорила мама, направляя мою коляску к выходу.

 

 

  • Upvote 2
Ссылка на комментарий

  Тётя Рая растроганным взглядом смотрела на меня, при этом искренне мне улыбаясь. Честно признаться, её милая улыбка меня сильно приводила в трепет и совсем не радовала. У меня было такое чувство, что я лежу перед этой женщиной абсолютно без одежды, и она рассматривает меня в микроскоп. Изо всех сил я пытался отвернуться и спрятаться от её взора, от этих раздевающих меня глаз. В первый раз мне было так стыдно за себя, я не знал, куда мне деваться от всего этого. Я никогда не думал, что мама меня покажет в таком виде чужим людям, ещё и расскажет столько правды. Теперь тётя Рая поведает о моём  обидном наказании своей дочке Анжелке, а та в свою очередь…. В общем, я пропал! На душе повис камень, в носу опять защипало, но плакать в очередной раз я не стал, сдерживая последних сил свои одинокие слезинки, прокатившиеся по моим вискам. Я понимал, что при чужом человеке моя истерика будет выглядеть, как ещё большее подтверждение моего младенческого вида. Беспомощно лёжа в коляске, я теперь боялся, что мама прилюдно вставит соску пустышку в мой рот. В следующий момент верх коляски подняли, мне стало чуточку легче от того, что никто не мог видеть моего позора. Когда коляску со мной спустили вниз на улицу, я вдохнул свежий морозный воздух. Потом я почувствовал какую-то возню, догадываясь, что мама натягивает накидку на коляске, скрывая при этом мои яркие банты. Когда защёлкали кнопки этой накидки, я вздохнул с облегчением, радуясь за свою маму. В следующий момент я увидел мамины весёлые глаза, она заглянула ко мне и убедившись, что всё в порядке, вставила мне соску, накрывая мой обзор уголком одеяла. Моя коляска начала движение и я, находясь теперь уже в темноте, принялся посасывать свою соску, надеясь на то, что мама вставила мне её незаметно для тёти Раи. До меня доносились приглушённые звуки наших соседских пацанов, играющих неподалёку в хоккей, я слышал, как проходящие люди здороваются с мамой и соседкой. Видимо сёстры где-то отстали, и мама осталась наедине с тётей Раей.

  - Леночка скажи, - доносились до меня слова нашей соседки, - а ты и в правду на Олежку платья надеваешь?

  - Ну я же тебе говорю, другого способа удержать его дома, я не вижу. Ну, попадись мне этот Мишка, вот я ему задам! – Восклицала мама.

  - Лена, а как ты относишься к тому, чтобы тво… тво…, - заикалась соседка, - твоя Алька Новый Год встретила в красивом наряде?

  - Ты знаешь Рая, я задумывалась о Новогоднем костюме для моей новоиспечённой доченьки, но в голову так ничего и не пришло.

 – Твой Олеженька, ой прости, твоя Алька в первом классе уже учится, и она у тебя меньше ростом и телосложением, чем моя Анжелка, поэтому я припомнила об одной красивой вещице для Новогоднего домашнего праздника. Сейчас зайдём ко мне домой и я тебе покажу.

  -  Ты меня прям заинтриговала! Что это за наряд? – Спрашивала мама.

  - Ладно, скажу тебе сейчас, потому что у меня появилась одна идея, но прежде давай сходим в наш универмаг, - командовала соседка, - я знаю, что ещё пригодится в комплекте к этому наряду.

Я почувствовал, что коляска со мной разворачивается и обращает своё движение в другую сторону. Громкий шум моторов заставил меня насторожиться, понимая, что они переходят дорогу. Моя обидная беспомощность опять дала о себе знать, я очень надеялся, что мама будет крайне осторожной, переходя дорогу. Грохот автомобилей отключил мой слух, и я погрузился в свои мысли. Мне очень любопытно было узнать, во что меня хотят нарядить в Новогодний вечер, поэтому я сожалел, что ничего не слышал. В голову ничего не приходило, и мне оставалось надеяться, что мама не сделает мне ничего плохого. Когда стало тише, я внимательно вслушивался в их разговор, но, к сожалению, он пошёл уже в другом направлении.

 - А знаешь Раечка, в последнее время я чувствую такое спокойствие на душе.

  - Что ты Лена имеешь в виду?

  - С тех пор, как мой Олеженька наказан, я такая спокойная за него. Я знаю, что ему уютно, и он никуда не влезет, никто его не обидит, и что он не голодный. Сёстры обязательно присмотрят за ним, а ночью ему уютно и тепло рядышком со мной. А самое главное,  у меня появилась такая нежность в душе, по отношению к моей Альке, ни словами сказать, ни пером описать!

  - Нежность, это хорошо, это что-то сродни материнскому инстинкту, - философствовала тётя Рая.

  - Это хорошо, что всё так получается, - продолжала мама, - я так давно хотела Альку спеленать, а тут вдруг такой прекрасный повод подвернулся.

 -  Леночка, а ты и на ночь его, ой, то есть её пеленаешь? – Неожиданно спросила маму соседка.

  - Конечно же и на ночь! Ночью мы спим исключительно в одних пелёнках!  – Разоткровенничалась мама.

  - Ну вот и славненько, тогда эта коляска тебе и ночью пригодится, - объясняла ей тётя Рая, - зачем дитя с собой укладывать, себя за зря мучить и ребёночку неуютно, а в колясочке, твоей Альке будет комфортно спать, укачаешь хорошенько, и пусть себе тихонечко спит.

  - Может быть Раечка, ты и права, надо будет попробовать.

 Лёжа в коляске, я слушал их дальнейший разговор, и у меня немного отлегло, когда мама попросила соседку не говорить  своей дочери о том, как она наказала меня за мои проделки. Тётя Рая тоже работала в больнице, поэту им было о чём вести дальнейший разговор. Потом они заговорили о работе, одежде, косметике, в общем, обычный женский разговор. Моя коляска плыла, плавно переваливаясь на кочках, её монотонный скрип и мягкое раскачивание делали своё дело.  Слова женщин стали сливаться для меня в один звук, и я опять начал проваливаться в крепкий сон.

Я не знаю, когда я уснул, и сколько мы гуляли, но проснулся я от того, что кто-то взял меня на руки, удерживая в вертикальном положении. К моему большому сожалению, находясь в полной темноте, я не мог видеть этого человека из-за опущенного уголка одеяла, поэтому немного испугался, но когда услышал мамин голос где-то совсем рядом, моя тревога рассеялась.  По её словам я понял, что мама заносит меня на руках, а  сёстры тащат пустую коляску по ступенькам.  Когда меня на что-то положили и откинули уголок одеяла, я обрадовался, что оказался в своей комнате на моём письменном столе. Я увидел родные мамины глаза, они излучали целое море счастья, кусочек которого переселился и в моё сердце. Мне стало очень тепло и уютно ощущать на себе необъятную мамину любовь. Тем временем, нежные мамины руки разворачивали меня из плотных пелёнок. По мере освобождения  моя попа начала обидно холодить прохладой, к своему изумлению я был опять совсем мокрый. «И когда это я успел напрудить под себя?» - рассуждал я.

  - Ну вот, совсем уже наша принцесса не может, чтобы не намочить свою репутацию! - Издевалась надо мной мама, снимая с меня мокрое бельё и тяжёлый подгузник.

 Далее мама понесла меня в ванную комнату, а сёстры занимались пелёнками. Она меня подмыла, потом высушила моё тело парочкой полотенец, но перед тем как выйти из ванной, везде обработала меня детским кремом. В следующий момент спокойно, не обращая внимания на мои капризы,  переодела в очередной красивый наряд. Весь остаток дня я провёл опять в школьном платье, только уже более нарядном, оно было с белыми кружевными манжетами на рукавах и вокруг шеи. Стараясь не обращать внимания на свой  белоснежный передник, разукрашенный многочисленными складочками, я повторял неподдающуюся мне математику. Потом мы все вместе разучивали Новогоднее стихотворение, которое я должен был рассказать дедушке Морозу, если он придёт к нам в гости. Для себя я заметил, что девичья одежда, как то сосредотачивает меня, и стимулирует во мне некоторую усидчивость.

На ночь меня, как обычно, туго и обидно спеленали, абсолютно не считаясь с моим мнением. Вся наша квартира теперь превратилась в огромную прачечную, на всех батареях сушились мои пелёнки, включая и два наших балкона. Мои новые ползунки с распашонками тоже висели на батарее, поэтому меня нарядили только в новый чепчик и уже знакомую мне распашонку, переделанную из ночной рубашки. Я упрямо сопротивлялся и не хотел спать в коляске, даже мои слёзы опять на маму совсем не подействовали. Она была непреклонна и младенческая коляска с моим свёртком внутри, оказалась в маминой спальне. Маме пришлось долго раскачивать меня, напевая мне колыбельную.

  Баю баюшки баю…, спи моя лапочка, спи моя деточка…. Не плачь, моя хорошая, мама будет с тобой, мама тебя любит и ни кому тебя не отдаст. А-а  а-а  а-а  а, а-а  а-а  а-а  а, а-а  а-а  а-а  а, …. – Нежно баюкала меня мама, перебивая мой капризный плач.

 «Ну почему же мама меня не слышит? Я не хочу спать в коляске!» - думал я, горько проливая слёзы. Несмотря на то, что спать я совсем не собирался, приход сна не заставил себя долго ждать и для меня он явился как всегда неожиданно.

  Ночью я пару раз просыпался из-за некоторого дискомфорта и от того, что мою попу согревало обидное очередное моё промокание. Как только я начинал капризно постанывать, мне давали попить, следом меня раскачивали до того момента, пока я опять не проваливался в сон. Не смотря на то, что я теперь вынужден находиться в пелёнках, да ещё и в детской коляске, мне было уютно. Больше всего меня успокаивал тот факт, что мама находится рядом со мной.

  Рано утром я проснулся от того, что уже лежу на столе в своей комнате, мама приказала мне громко не капризничать и не будить девочек. Мама освободила меня от пелёнок, а потом её нежные руки вытерли насухо мою мокрую попу и обработали меня привычным кремом. В следующий момент, не теряя времени, она быстренько меня спеленала уже в сухие пелёнки  и тихо отнесла опять в свою комнату, где снова уложила в коляску. Пока я соображал, что мне дальше делать, мама всунула мне соску с молоком, предварительно вынув пустышку. Когда я оказался некоторое время без своей соски во рту, мне было удивительно осознавать, что без неё мне неудобно и эта соска-пустышка стала для меня уже привычной и родной. Покормив  тёплым молоком, мама принялась меня укачивать. В этот раз мне было не до капризов, уж очень хотелось спать, и я тихо сосал свою пустышку, которая погружала меня обратно, в крепкий младенческий сон.

  - Засыпай, моя сладкая, мама сегодня пораньше придёт, будем целый день вместе. – Тихо говорила мне мама, плавно раскачивая коляску со мной. - А-а  а-а  а-а  а, а-а  а-а  а-а  а…

 Я не знаю, сколько я проспал, но когда услышал, что моя коляска начинает движение, перемещаясь по квартире, я открыл глаза.

  - Хватит спать, сонька! – Слышал я родной голосок своей мамы. – Уже десять часов, а ты ещё спишь, а я-то думала, девочки тебя разбудят и оденут, видите ли, они не захотели тебя будить. Сейчас мама тебя освободит, погуляешь немного. У нас сейчас будет много работы и ты нам поможешь, да моя хорошая? Потом пообедаем всяких вкусностей и ещё поспим, только уже все вместе поспим. Сегодня наступает Новый Год, и мы будем ночью его встречать, поэтому всем нам нужно быть красивыми и нарядными. И тебя оденем нарядненько! – Весело рассказывала мама, разворачивая меня из тесных пелёнок.

  Пока я перерабатывал мамины слова, я уже лежал перед мамой совсем без одежды, небрежно раскинув свои ноги.

  - Вот умница, совсем сухая! Беги в туалет!

  Мама опустила меня со стола на пол, и я засверкал своей голой задницей, пробегая по всей квартире и торопясь в ванную комнату. После всех туалетных процедур, меня нарядили в тёплое флисовое платьице, незабыв про колготки и всё остальное. Оставшееся дообеденное время я помогал маме и сёстрам по уборке нашей квартиры. Я управлялся с тяжёлым пылесосом, а мама с сёстрами вытирали пыль влажными тряпками. Потом я участвовал в приготовлении всяких вкусных и праздничных блюд. Конечно же, это был салат оливье, селёдка под шубой, ещё несколько салатов и закусок, а потом мы все вместе разливали холодное по судочкам. Я заметил за собой, что во мне появилась неукротимая энергия, «наверное, это на меня так действовала мамина любовь», подумалось мне между делом. Когда мама поручила мне развешивать конфеты на ёлке, я опять вспомнил, что нахожусь в непривычном для меня платье. Когда я хотел залезть на стул, чтобы как можно выше повесить конфету, то с огромным трудом на него забирался из-за неудобного платья. Но это меня совсем не обижало, потому что в доме стало пахнуть праздником. Я всегда буду помнить  и никогда не забуду этот запах, запах Нового Года!

К моему разочарованию, наступило время обедать, и мы всей семьёй уселись за стол. Во время обеда мама сделала объявление, что всем нужно сейчас лечь спать. Потом посмотрела на меня.

  - А ты, моя хорошая, будешь спать на свежем воздухе, в коляске.

  - Мам, я не хочу гулять, - попытался возразить я своей маме.

  - А кто сказал, что ты будешь гулять на улице, поспишь на лоджии. Тёпленько тебя завернём, и будешь у нас спатки, пока мы тебя не поднимем.

  После того, как все встали со своего стола, мама исполнила своё обещание и я, как и вчера, был тепло упакован в большое количество пелёнок. Снятая с батареи распашонка и ползунки, также унизительно оказались на мне. В этот раз, вместо моего розового одеяла мама использовала свой белый пуховый платок, отмечая, что я смотрюсь восхитительно в паре с этой чудесной пуховой шапкой. Когда большое ватное одеяло добавило ограничение моего обзора, и нежная капроновая лента стянула всё моё тело, я опять был обижен на моих мучительниц, но слёзы в этот раз мне удалось сдержать. В то время, когда мама заканчивала с пеленанием, завязывая на мне банты, девочки выволокли мою коляску на нашу большую лоджию. В следующий момент она взяла меня на руки и вынесла на свежий воздух. Когда мой свёрток был уютно уложен в коляске, мне опять вставили привычную соску с молоком, которое пришлось высасывать, несмотря на то, что пить мне совсем не хотелось. Мельком я увидел, что молока в бутылочке было немного, что облегчало мою участь. Когда молоко, наконец, закончилось, я уже почти спал, и только вставленная пустышка вернула меня  в кратковременную реальность. Между делом у меня в голове промелькнула мысль, о которой я давно уже начал подозревать, пелёнки вместе с молоком оказывают на меня сильное снотворное действие, и насколько быстро меняется моё состояние, превращаясь в сонливость. Своими полузакрытыми глазами я увидел светлый однотонный фон, закрывающегося верха моей коляски. В этот раз моё лицо не стали закрывать уголком одеяла, а накрыли всю коляску розовым одеялом, которое создало приятный нежно-розовый фон. Оставшись наедине с самим собой и моей соской, я отметил для себя ещё один удивительный факт, что мне даже стало в некоторой степени уютно и комфортно. Ритмичные раскачивания коляски и её монотонные поскрипывания вместе с маминой колыбельной стали погружать меня в беззаботный младенческий сон.

  Мне так легко и спокойно….. Я лечу выше облаков, внизу такие восхитительные бледно-матовые разводы, а вверху ярко голубое и бесконечное небо. Сквозь облака я вижу землю, её красивые луга, с яркими цветочными полянами. Мне снилось тёплое лето. Извилистые реки со скалистыми берегами и девственные зелёные леса. Потом я вижу бескрайнее море, оно было такое синее-синее.  Я лечу, как птица и мне так хорошо, мне легко и спокойно...

  Когда меня взяли чьи-то руки, я сначала не понял, где я и почему у меня совсем не получается пошевелить ни руками, ни ногами. Пока моё сознание расставляло всё на свои места, я вспомнил, что меня теперь всегда пеленают перед сном, вспомнил, как мне было уютно засыпать в обидных маминых пелёнках. Этот сон, он был такой красивый, как давно мне снилось лето. Просыпаться совсем не хотелось, очень хотелось досмотреть мой сон, но мамины слова внесли ясность в мои мысли.

  - Вставай моя маленькая, совсем разоспалась ты у меня, уже третий час спишь. Что, уютно тебе в пелёнках спать? – Потешалась надо мной мама, разворачивая меня из огромного одеяла.

  Когда тугие пелёнки постепенно освобождали меня из своих объятий, то ко мне пришло не только чувство облегчения от моего освобождения, но  даже охватила какая-то гордость за себя, что подо мной и в этот раз было всё сухо.

  - Вот умница, опять совсем сухая! – Воскликнула мама, подчеркивая это событие своим вниманием. – Ну раз ты так себя ведёшь по-взрослому, так уж и быть, сегодня будешь взрослой и даже самой красивой девочкой  на празднике! – Продолжала издеваться мама, вытряхивая меня из ползунков.

  Когда я вышел из ванной комнаты, то заметил, что все были уже нарядно одеты. Меня провели в свою спальню и, глядя на разложенные вещи, которые лежали на кровати, я чуть не потерял дар речи. Первое, что кинулось мне в глаза, это нарядное и пышное платье. Оно было похоже на платье принцессы из какой-то сказки, почему-то мне вспомнилась Мальвина из сказки «Золотой ключик. Я застыл на месте, разглядывая это волшебное платье, которое было всё в складочках, в кружевах и оборочках, ещё оно было разукрашено блестящими бусинками. Как сейчас я запомнил свои чувства, если бы я увидел тогда такое платье на какой нибуть из девочек, то непременно бы в неё влюбился. «Неужели они и в правду хотят напялить на меня такое очень откровенно-женственное платье?» - в тот момент задавал я себе вопрос, отказываясь верить в происходящее.  Рядом с этим восхитительным платьем лежало какое-то бельё, судя по упаковкам, это бельё было совсем новым. Поодаль лежал пакет, набитый, как мне показалось, серебристыми ёлочными украшениями. Естественно, я не собирался ничего этого надевать, начиная при этом сопротивляться, но мама пригрозила меня опять запеленать и продержать  в коляске весь праздник. Я, конечно же, не хотел пропускать всё веселье, беспомощно пролежав в коляске, поэтому у меня не было другого выбора, и я отдался в руки своим мучительницам.

  - Вот девочки, держите эти трусики и колготочки, быстренько одеваемся, а то гляньте, Алька уже вся в мурашках.  – Командовала мама, протягивая новые вещи моим сёстрам.

  - Это когда мы с Наташей охраняли коляску возле универмага, вы с тётей Раей всё это купили? – Озадаченно спросила Люда у мамы, надевая на меня совсем новые трусики.

  - Да мои хорошие, и платье тётя Рая нам подарила, и в магазине указала на эти белые кружевные колготки! Ну я не выдержала, и купила ещё трусики с маечкой и тоже белые, пусть наша принцесса будет сегодня самая красивая! 

  Когда я был уже в трусах и в майке, на меня принялись натягивать колготы, они имели модные в то время, ажурные переплетения. Я видел такие колготки на девочках во время праздничных утренников нашего садика. Когда эти белые колготы натянулись на моих ногах, закрепляясь на много выше пояса, я заметил, что они были совсем не такие, как я носил раньше, эти колготки имели какую-то необычную тягучесть, и от простых хэбешных,  сильно отличались. Я попробовал поднять и согнуть ногу, и получил необыкновенные, при этом удобно-пружинистые ощущения, которые мне даже понравились.

  - Ну а теперь вот такое платьице…, ой нет, сначала под низ юбочку, ну а потом уже платье,  – тараторила мама, пристраивая у моих ног какой-то предмет из пышного материала, тем самым приглашая меня в него зайти.

  Когда я переступил через эту полупрозрачную накрахмаленную юбку, то мне объяснили, что «она придаст пышность нарядному платью. В следующий момент эту юбку начали пристраивать на мне. У этого подъюбника  оказался слегка растягивающийся поясок, который нежно обтянул меня поверх колгот и застегнулся сзади моей талии на маленькую пуговичку. После того, как несколько рук разгладили на мне эту пышную и непонятную нижнюю юбку, мне приказали поднять руки и надели на меня это платье волшебной красоты, направляя руки прямо в рукава. Кто-то из девочек принялся застёгивать многочисленные пуговички на моей спине, а мама тем временем, завязала широкий атласный поясок на моей талии. Я пошевелил руками, то поднимая, то опуская их, всё было свободно, ничего нигде не давило и мою маму всё устроило. К моему большому разочарованию это платье было мне как раз, а я так надеялся, что маме что-то не понравится, и она поменяет своё решение.

  - Какая красивая у нас сегодня принцесса будет на празднике! – Расхваливала мама мой наряд, поглаживая меня со всех сторон своими материнскими ладонями. - Анжелке оно уже мало, поэтому Рая подарила его нам, видишь, как хорошо, что ты у меня ещё совсем маленькая.

Я вспомнил об  Анжеле, иногда мы с ней пересекались возле нашего подъезда. Это дочка тёти Раи, она ходила ещё в детский сад и была гораздо крупнее и выше меня ростом, впрочем , как и все мои сверстники.

   В следующий момент из пакета, который лежал в стороне, достали его содержимое.

  - Ого - произнёс я от увиденного.

   Это была корона маленькой принцессы, она переливалась всеми цветами радуги, и была очень красивой. Я вспомнил, как видел подобные головные украшения на девочках-снежинках во время новогодних утренников, но эта корона была гораздо красивее.

  - И это тоже вы хотите на меня надеть? – спросил я, дрожащим от обиды голосом.

  - Твой образ должен быть завершённым, раз уж мы платье тебе надели, значит и эта диадема тоже будет красоваться на твоей милой головке! – Ответила мне Люда, разглядывая эту прелесть в своих руках.

  - Девочки, эту корону зафиксируйте такими вот невидимками! – Продолжала раздавать команды мама, протягивая нам шкатулочку с девичьими заколками и всякими хитрыми штуками. – У нашей Альки волосики не совсем короткие, так что эта красота будет хорошо держаться на её милой головке.

  Когда весь мой девичий образ был завершён ещё и детскими белыми сандаликами, все отпрянули от меня, чтоб полюбоваться со стороны. Мне тоже стало очень интересно, что из меня получилось. Я пошёл в комнату мамы, зная о том, что у неё стоит большое зеркало, и все проследовали за мной. Во время своего движения, проходя эти несколько шагов, я заметил, что под платьем, то есть в колготах, мне было немного необычно, это модное  переплетение в сеточку немного холодило мои ноги. Обувь, которую мне выдали, тоже была мне в пору, идти было удобно, и ничего не давило. Из-за обтянутости всего тела новым и нежным бельём, я совсем не чувствовал своего  платья, и только при ходьбе я ощущал, как твёрдая накрахмаленная юбка иногда касается моих ног. Ещё я обратил внимание, что из-за пышности платья, мои руки теперь всегда будут находиться немного приподнятом и согнутом положении, а дотрагиваясь к своим ногам, у меня совсем не получалось хорошенько их прощупать. Всё было вроде и удобно, но с другой стороны, непривычно. Подойдя к зеркалу, я увидел красивую и нарядную девочку, но она, почему то была грустная и вдобавок ко всему эта девочка имела моё лицо. Обращая внимание, что моё личико всё-таки милое, я невольно себе улыбнулся. Моё внимание притягивала эта корона, которая переливалась серебристым отливом. Белое платьице на этой девочке заканчивалось чуть выше колена, ниже виднелись её, то есть мои коленки, в красивых кружевных колготках. Белоснежный атласный поясок, который завязывался на огромный бант где-то сзади, придавал моему виду элегантности, я казался себе в этом платье чуть выше и взрослее, поэтому мне было приятнее. Это милое платьице вместе со всеми аксессуарами, забирали мальчика Олега, и открывали во мне девочку Альку, делая меня до неузнаваемости красивой, и я ещё раз себе улыбнулся. Внезапно я почувствовал себя как за ширмой, из-за которой меня совсем не было видно. Перед зеркалом я вдруг увидел не себя, а красивую девчонку, которая жила своей жизнью и к мальчику Олегу она не имела никакого отношения.  И если даже кто и зайдёт к нам в гости, то всё равно меня не узнает, ну а если и узнает, то сёстры вместе с мамой меня в обиду не дадут и обязательно, что нибуть придумают. Почему-то появилось какое-то спокойствие на душе, поэтому я продолжал улыбаться своему отражению. Я вспомнил, что сегодня Праздник, и он только начинается.

  - Девочки смотрите, она уже улыбается! – Весело воскликнула мама, обращаясь ко всем.

  - Вот и умница, нечего расстраиваться и плакать, ведь ты сегодня самая красивая! – Поддержала меня Люда.

  Потом мы уселись за праздничный стол, на котором было много всего вкусного, все пили шампанское, мне наливали ситро. По телевизору шёл тогда популярный Голубой огонёк. Через некоторое время я совсем освоился и привык к своему наряду. Несмотря ни на что, мне нравилось, что я выгляжу как принцесса, ну или снежинка на Новогоднем утреннике. Меня научили, как обращаться с этим платьем, что его нужно расправлять по сторонам, присаживаясь на стуле, ещё мне было велено кушать очень аккуратно и ни в коем случае не запачкать такую красоту. Несколько раз, забегая в мамину спальню, я втихую любовался своим отражением. С одной стороны мне было приятно от того, что я сегодня такая красивая девочка. А с другой стороны, отвратительно признаваться самому себе, что мне всё это нравится. Когда часы пробили двенадцать, все выпили ещё раз, потом принялись поздравлять друг друга. В следующий момент пришло время доставать подарки из-под ёлки. Маме и сёстрам достались какие-то неинтересные мне наборы косметики, а мне, модный в то время ранец, о котором я мечтал. Потом мама разрешила мне снять немного конфет с ёлки. Когда я срывал очередную конфету, мне пришлось подпрыгнуть и моё платье зацепилось за ветку, задираясь при этом. Я посмотрел на маму, которая велела мне немедленно поправиться и подтянуть колготки. Ещё она сказала вести себя поосторожнее возле ёлки. В тот момент, когда Наташа помогала мне расправить платье, стоя посреди комнаты, к нам пришли гости. Я совсем не слышал звонка в двери и только когда я увидел перед собой чужие туфли, поднял свою голову. Передо мной стояла нарядно одетая тётя Рая, она смотрела на меня неотрывным взглядом, излучающим нежность и влюблённость. Она пришла со своим мужем дядей Вовой, который со всеми обнимался. Судя по его бесшабашному поведению и несвязной речи, он был изрядно пьян. Тем временем тётя Рая, присела передо мной на корточки, чтобы приблизиться ко мне. Она любовалась мною, сложив руки на груди, повернув их ладонями к себе.

  - Боже, Леночка, какая прелесть! Какая красивая девочка у вас сегодня появилась! – Восхищалась соседка. - Как хорошо сидит на ней это платьице! Жаль, что моя Анжелка выросла из него. Я же тебе говорила, что это волшебное платьице будет вам в пору.

Тётя Рая своими руками принялась разглаживать на мне платье, любуясь мной. В следующий момент я ощутил её тёплые ладони под моим платьем, они ласково поднимались снизу вверх, всё выше и выше.

  - Колготки, такие красивые! Подошли они тебе? – Уже более тихо и с улыбкой спросила она у меня, легко похлопав при этом мою попу.

  Бесцеремонные руки тёти Раи гладили мои ноги снизу, под моим платьем, совсем при этом ни чего не стесняясь. Я не знал, что ей ответить, поэтому решил промолчать, стыдливо опустив свою голову. В очередной раз мне стало очень неудобно, что пришлось в таком виде предстать перед чужим человеком. Мне было невыносимо стыдно за себя, что на мне не было привычных штанов, и моя легкодоступная попа в нежных колготках, была лишь прикрыта этой невесомой юбкой. «И этот человек ещё делает мне комплименты!» - ужасался я всему происходящему, судорожно соображая, что мне дальше делать и как бы ни расплакаться от переполняющих меня чувств.  Но мягкие руки моей соседки не унималась, и нежно взяв меня за подбородок, она подняла мою голову и тихо сказала.

  - Не бойся Олеженька, я тебя в обиду не дам. Обязательно сдержу данное маме обещание и никому ничего не расскажу, а на дядю Вову, моя лапочка, ты не обращай внимания, он пьяный и завтра он ничего не вспомнит.

  В следующий момент тётя Рая взяла меня за плечи и устремила свой взгляд выше моей головы.

  - Леночка, а какой головной убор у вас красивый! – Повысив свой голос, обратилась она к моей маме.

  - Это у нас диадемка такая, - отвечала ей мама. –  Люда с Наташей где-то раздобыли.

  - Даже и не думай печалиться, - опять тихим голосом обратилась ко мне соседка. – Ты сегодня самая красивая и нарядная, и не годиться таким красивым девочкам плакать и расстраиваться из-за этого?

  Видимо тётя Рая заметила явную стыдливость во мне, но моё сознание тешили мысли, что она, наверное, права. Несмотря на моё  неловкое положение, меня всё-таки успокаивала мысль о том, что я сегодня очень красивая девочка, а мальчик Олежка куда-то убежал. В следующий момент соседка освободила меня от своих объятий и встала.

  - Ну вот, было у мамы две дочки, а теперь стало их три! – Объявила тётя Рая, направляясь к столу.

   Когда все уселись за стол, веселье началось с новой силой. Было много тостов от дяди Вовы, он был настолько пьян, что на меня не обращал никакого внимания, наливая себе водку, а женщинам вино. Чтобы развеять мою скованность, мама и сёстры искренне мне улыбались. Тётя Рая тоже не оставляла меня без своего внимания, она время от времени весело мне подмаргивала, подсыпая всяких вкусностей в мою тарелку. Через некоторое время я совсем освоился, и даже когда меня поставили на стул, то я прочитал новогодний стих, получив за него громкие аплодисменты. Когда все наелись и напились, начали смотреть Голубой Огонёк, я был усажен в кресло и укрыт тёплым пледом, и это последнее, что я запомнил в этот  вечер.

Я стою посреди комнаты, вокруг меня суетятся родные и близкие. Кто-то хлопочет над моей пышной причёской, кто-то суетится в ногах. Я оглядываю себя и вижу, что я уже совсем не школьного возраста, а взрослый человек. Я стою перед огромным зеркалом в маминой спальне и совсем не удивляюсь произошедшими со мной изменениями, я критично оглядываю себя с ног до головы. На мне надето свадебное платье, оно белоснежное и очень красивое. Но мне совсем нет дела до этой красоты, мне очень обидно за себя. Какой-то чужой и незнакомый человек хочет забрать меня из дома, он забирает меня замуж. Где то в глубине души мне приятно, что я уже самостоятельный  и зрелый человек, но я совсем не хочу никуда уходить, ни от мамы, ни от сестёр. Я только тихо плачу от своего бессилия, и чья-то нежная рука вытирает мои одинокие слезинки.

  - Не плачь солнышко, не плачь моя девочка. – Слышу я приближающийся мамин голос, ощущая под собой её руки.

 Просыпаясь, я понял, что всё это только лишь сон, и никуда я не ухожу, ни в какой замуж. Я открыл свои глаза и увидел родное мамино лицо, как хорошо, что я не невеста, и никто меня не забирает из дома. Оказывается, я расплакался во сне, во время того как спал в коляске. Мама взяла меня на руки и переложила на мой письменный, то есть уже пеленальный стол.

  - Не надо плакать, заюня моя, сейчас мама тебя перепеленает, и будешь дальше спатки. Совсем уже как маленькая, расплакалась тут… - Нежно мурлыкала мне мама, разворачивая из пелёнок. – А-а-а…, так вот почему моя капризулька плачет, оказывается мы тут написяли, потому и плачем, да моя девочка?

В следующий момент я ощутил, как её тёплые руки стаскивают с меня мокрые колготки с трусиками.  Мне стало немного стыдно за себя, от того, что я опять потерял над собой контроль, а вдобавок ко всему, ещё и расплакался во сне. Если бы не ласковые мамины слова, мой плач перешёл бы в истерику, поэтому я начал успокаиваться, погружаясь в свои мысли. Наверное мама права, и во сне я расплакался от того что мне стало неуютно от сырости подомной. «А может это сон на меня так подействовал?» - задал я себе вопрос, на который не было ответа.

- Давай успокойся, моя хорошая, - слышал я мамин шёпот, - ещё только раннее утро, все только уложились и мы с тобой ещё поспим, моя сладкая. Намаялась за ночь, бедная моя крошечка, вот и плачешь во сне.

Так ничего для себя и не уяснив, я понял одно, что вчера ночью меня уложили спать снова в пелёнках, сняв с меня только платье, обувь и корону. «Как хорошо, что это был лишь сон, и я остаюсь со своей любимой мамочкой» - подумал я, искренне улыбаясь маме, но при этом находясь в каком-то сонном тумане. Между тем, тёплые мамины руки высушили меня сухой пелёночкой, потом обработали чем-то скользким  и прохладным, холодящим мою кожу и приводящим меня в чувства. Она сослалась на то, что спать мне предстоит ещё долго, поэтому мою кожу нужно беречь. Мама бесцеремонно развела мои ноги и со всех сторон посыпала какой-то пудрой, а потом принялась снова меня пеленать. Во время накладывания первых маминых пелёнок, на меня опять наступила какая-то усталость, и я снова начал дремать. Иногда мне приходилось просыпаться и постанывать, когда мамины движения были слишком резкие, или чересчур тугие. Сквозь сон меня насильно накормили соской с небольшим количеством молока, а потом начали раскачивать, напевая колыбельную. На мгновение я приоткрыл свои глаза, улавливая ласковый и успокаивающий мамин взгляд. Принимая её заботу, я с удовольствием отдался в её мягкие руки,  и  я опять поплыл, проваливаясь в сладкий сон. Мне опять снилось, что-то яркое и прекрасное. Я опять летал во сне.

  Через некоторое время, по крайней мере, это время показалось для меня совсем коротким, меня опять перепеленали, использовав при этом ползунки и распашонки. Понимая, что мы сейчас пойдём гулять, я ни капли в этот раз не обижался на маму, потому что я совсем не хотел просыпаться. Несмотря на её тугое пеленание, я даже не открыл свои глаза, при этом посасывая свою соску. После того, как меня через сон покормили и завернули, как я понял, в огромное одеяло, я зажмурился от яркого света, который ударил по моим глазам. Свежий морозный воздух и одинокая снежинка, упавшая на моё лицо, дали мне понять, что меня вынесли на прогулку. Уголок моего одеяла, опустившийся на моё лицо, опять напомнил мне, что мама рядом, и она обо мне заботится. Мне очень хотелось спать, и я продолжал наслаждаться в своём уютном мирке, посасывая соску, ставшую для меня уже совсем привычной и неотъемлемой.

  Просыпаясь, я чувствовал, как в очередной раз что-то противно-горячее согревает мою промежность и попу. В комнате был вечерний полумрак «Неужели я целый день проспал?» - задал я себе вопрос, пытаясь пошевелиться. Оглядевшись, я понял, что всё ещё спелёнут и лежу в маминых объятьях. По негромко включенному звуку телевизора, я догадался, что мама смотрит какую-то телепередачу и при этом держит меня на своих руках.

  - Проснулась, моя маленькая? – Ласково лепетала мне мамочка, при этом направляясь в мою комнату и укладывая мой свёрток на пеленальный стол.

  Когда мама меня разворачивала, то она мне рассказала, что время было уже далеко послеобеденное, ещё она мне сказала, что отпустила Люду и Наташу в деревню к бабушке на пару дней. Потом она удивилась тому, что я не «проснулась», как на меня сегодня надевали тёплые вещи и заворачивали в огромное одеяло, как выносили на улицу и гуляли со мной. Мама мне рассказала, что во время прогулки, пока я спал в коляске, она проводила моих сестёр на автобус.

  - Пока у меня выходные, пусть девочки бабушку проведают, ну а ты, моя доченька, с мамочкой эти два дня будешь! - Самым ласковым голосочком, на который способна, щебетала мне мамочка, снимая с меня мокрые ползунки.

Мама меня ни разу не называла доченькой, поэтому я немного испугался, но её ласковый тон меня успокаивал, и я не стал вырываться из её рук. После водных процедур я был отпущен «размять свою попу», как она выразилась, а заодно и в туалет. А тем временем проворная мама успела перестелить все пелёнки, и когда я вышел из ванной, мама захапала меня в свои объятия и понесла опять в мою комнату. Уложив на пеленальный стол, она принялась опять обрабатывать меня своими непонятными маслами и присыпками, и снова начала меня туго заворачивать.

  - Мамочка, я не хочу опять в пелёнки, отпусти-и-и ме-е-е-ня, я не хо-о-чу спа-а-а-ть! – Громко кричал я, чуть не плача и сопротивляясь при этом. 

  - А кто сказал, что ты будешь спать? – Отвечала мне мама. – Мне так понравилось носить целый день тебя на руках! Я так хочу ещё мою лапочку понянчить!

  - Мама, ну не на-а-а-адо! – Умолял я маму, пытаясь не дать ей протянуть подгузник у меня между ног.

  - Нет дорогая, эти два дня, пока я выходная, будешь у меня всё время в пелёночках! – Строго объявила мне мама, продолжая меня стреноживать. – Даже и не мечтай о платьях, эти мои выходные будешь моей новорождённой доченькой!

   Я не удержал свои эмоции и начал обидно плакать. Сквозь радужные разводы в моих глазах, я видел, как мама с улыбкой пеленает меня, не обращая внимания на мои горькие слёзы. Учитывая моё сопротивление, мама завернула меня очень плотно. Я опять оказался абсолютно беспомощным плачущим свёртком, только в это раз я был спелёнут от плеч, а на моей голове оказался только кружевной чепчик. Но мама не унималась и видимо ещё решила больше надо мной поиздеваться, подливая жару в огонь.

  - А знаешь, кто тебя этой ночью убаюкивал?  - Спросила она у меня, замечая мою явную заинтересованность.

  - Мы отправили дядю Вову домой спать, а потом все вместе принялись тебя пеленать. Если бы ты знала, девочка моя, с каким удовольствием наша соседка носила тебя на руках! Я тебя еле-еле  у неё отобрала, Рая хотела забрать тебя к себе домой. Уж очень мило ты смотрелась в своём красивом свёрточке, маленькая моя.

  Слушая маму и находясь туго спелёнутым, я начал успокаиваться и теперь только иногда всхлипывал,  сдерживая свою обиду. «Зачем мама так меня опозорила?» - спрашивал я себя. Мало того, что в платье меня показала, ещё и в пелёнки меня при ней завернула. Мои редкие слезинки скатывались по моим щекам, но в этот раз я всё-таки сдержал неистовую истерику в себе, потому что меня успокаивал тот факт, что мама всё-таки не отдала меня соседке. Оказаться у неё на руках это ещё полбеды, а вот очутиться в чужой квартире, находясь при этом, на виду у Анжелки, это было бы для меня настоящей катастрофой.   Я вспомнил свой ночной кошмарный сон, который был очень похож на происходящие со мной реальные события. Этот сон, где я был невестой в белоснежном платье, напомнил мне о том, что настоящий чужой человек, который хотел меня забрать, на самом деле являлся нашей соседкой тётей Раей. Мне становилось ещё теплее, что мама меня ни кому не отдала, поэтому я почувствовал некоторое умиротворение.  Не теряя времени, заботливая мама принялась весло кружиться со мной по комнате, ласково раскачивая мой свёрток на своих руках и пытаясь меня развеселить.

  - Прекращай плакать, моё солнышко, сейчас мы с тобой пообедаем, или точнее уже поужинаем и ты будешь с мамой целый вечер. Мама будет носить тебя на ручках, любить и лелеять. А самое главное, ни кому тебя не отдаст, ни этой тёте Рае и уж тем более твоему другу Мишке.

  Вытирая мои последние слезинки, она поднесла меня к окну и поставила на подоконник.

  - Полюбуйся, моя маленькая, какой снежок на улице падает…

 Я отвернулся, вжимаясь в свои пелёнки, но мама не оставила это без внимания.

  - Не бойся моя крошечка, твой дружок Мишка тебя не увидит, я провожала девочек на автобус и видела его маму. Ольга Ивановна мне сообщила, что тоже наказала своего Мишу на все каникулы. Она отправила своего сына к деду в лес, и он проведёт там  все каникулы, до самого начала школьных занятий

  Глядя в вечернее окно, я задумался о Мишке, наверное, ему там обидно и одиноко в дремучем лесу рядом с неразговорчивым стариканом. Мишка мне рассказывал, что его дед живёт в глухом лесу и работает там лесником. Моему другу там совсем не нравилось, потому что этот угрюмый и суровый дедуган живёт один, и у него в доме нет даже света, не говоря уже о телевизоре. Мне становилось всё легче от того, что меня никуда не отправили, и что хоть в такой непонятной мне форме, но меня всё-таки любят и жалеют. Ещё немного поразмыслив, я дал себе слово, обходить тему зимних каникул, и не упоминать ему о его наказании, и уж тем более о моём. Повернув свою голову, я заглянул в мамины глаза.

  - Мама, ведь ты не рассказала ей, как ты меня наказала? 

  - Ты что, конечно же нет, - отвечала она. – Я ей сказала, что отправила тебя в деревню, а в коляске лежит соседская девочка, а меня попросили за ней присмотреть.

  Удовлетворившись маминым ответом, я принялся рассматривать своими заплаканными, но счастливыми глазами вид нашего двора. Лёгкие снежинки падали с неба, некоторые из которых задерживались на нашем подоконнике. Мои друзья доигрывали на улице в хоккей, перекрикиваясь между собой в азартной схватке. Другие ребята катались на санках с нашей небольшой горки. Наблюдая всё это, я глубоко вздохнул, всё-таки ощущая некоторое уныние своего настроения. Вдруг мама отстранила меня от окна и опять принялась весело раскачивать меня в своих руках, при этом она начала напевать мне какую-то весёлую детскую песенку. Глядя в мамины бездонные глаза, которые наполняли меня любовью, я начал растворяться в них. Потом мама принялась со мной ласково разговаривать. Мама мне говорила, что очень меня любит, и что лучше чем с ней, мне не будет ни с какими там друзьями на улице. Я поверил, что всё остальное время, которое мы с ней проведём наедине, мне будет хорошо. Я согласился, что лучше быть в нежных маминых пелёнках, чем как мой дружок Мишка, в глухом и дремучем лесу. После этого разговора я совсем успокоился, будучи уверенным в маминых откровенных словах. Даже пустышка, которую предложила мне мама, в этот раз была для меня весьма желанной.

 На второй день маминого ситце-фланелевого воспитания я настолько привык к этим пелёнкам, что совсем не плакал и даже улыбался маме. Днём она обычно пеленала меня без клеёнки, всего в несколько пелёнок, как только моя репутация оказывалась подмоченной, мама сразу же меня «переодевала», рассказывая мне что-то весёлое и совсем необидное. Днём на второй день к нам в гости пришла тётя Рая, наверное, мама сама попросила её прийти, потому что меня нужно было выгулять на улице, и мама одна ни за чтобы не справилась с тяжёлой коляской. Когда я увидел перед собой глаза нашей соседки, мама как раз заканчивала с моим пеленанием, завязывая на мне пуховую шапочку.

  - Ай, какие же мы славненькие детки! – Восхищалась тётя Рая. – И что, мы уже совсем не плачем?

  - Как видишь Раечка, совсем уже не плачем! Нам уже нравится! Да, моя хорошая? – Увидел я озорные мамины глазки. – Иди к мамочке….

  Мама взяла меня на руки, и придерживая меня в вертикальном положении одной рукой, расправляла на столе ватное одеяло, в которое собиралась меня завернуть. Выглядывая из под маминого плеча, я видел, как тётя Рая мило мне улыбается.

  - Какая девочка у мамы смирная, совсем не плачет, - не унималась сюсюкала соседка. – Это мы, Леночка, не плачем, потому что сосочку сосём, да?

  Вдруг я вспомнил о своей соске, которая находилась у меня во рту, и к какой я так привык за эти дни. Но находясь за маминым плечом и под её защитой, в этот раз мне было не стыдно, учитывая тот факт, что с соской она наверняка меня уже видела, когда меня пеленали в ту Новогоднюю ночь. Когда мамины руки положили меня на стол, то по совету тёти Раи меня завернули ещё и в огромный пуховый платок, который мне был уже знаком.

  - Лена, сегодня сильный мороз на улице, так что лучше потеплее её одеть.

  И это последнее, что я слышал, прежде чем оказаться в коляске на улице, потому что когда меня начали заворачивать в одеяло я быстро и неожиданно для себя уснул.

  После прогулки мама перепеленала меня в сухие и свежие пелёнки. Я было собрался опять засыпать, но это не входило в её планы, поэтому мама не снимая меня с рук, начала развлекать меня какой-то сказкой. Вглядываясь в её счастливые глаза, я вдруг увидел в маме такой напор нежности, от которого в очередной раз мне стало очень тепло на душе. Мама назвала меня своей любимой доченькой Алечкой, что в этот раз это меня совсем не смутило. В первый раз за эти несколько дней в моём сердце я почувствовал необычайное счастье. Мне стало необъяснимо приятно получать от своей любимой мамочки неописуемое счастье и абсолютно-чистую ЛЮБОВЬ.

  Все два дня маминых выходных я провёл  в пелёнках, она целыми днями носила меня на руках, кормила с ложки ну и конечно же с соски. Она много сюсюкала со мной, и из своих рук совсем меня не выпускала. На третий день приехали мои сёстры, и мои каникулы теперь проходили в том же режиме, что и раньше, утром наряжали меня в платьица, потом дневной сон в пелёнках и в коляске, и после сна опять в платье я делал уроки и помогал по дому.

  После окончания зимних каникул моя жизнь потекла в обычном режиме, мне вернули свою одежду, за которой я уже успел соскучиться. Моя учёба пошла уже лучше, чем прежде, я стал почти отличником в школе. Если я приносил хотя бы тройку, то меня наряжали в девочку Альку и заставляли так делать уроки. На такой длительный срок меня больше не пеленали, только иногда тепло, но не туго пеленали, если заболею.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 И вот, дорогой читатель, пришло время завершать свой рассказ. С того момента прошло уже не один десяток лет, и я совсем не жалею, что тогда со мной произошли такие события, которые навсегда перевернули моё мировоззрение. Я уже взрослый мужчина, и у меня уже свои дети, а моя мама иногда ещё вспоминает, как в школьном возврате она меня пеленала. Я частенько бывает, уезжаю в длительные командировки, и по приезду моя мама всегда просит мою жену, чтобы она меня потуже спеленала. «Наша девочка должна хорошенько выспаться» - так обычно звучат мамины слова. И я совсем не против такого релакса, ведь во время сна в пелёнках я отдыхаю от всех проблем, получая большой прилив энергии и позитива. А главное, что мне дают мои близкие и родные мне люди  - это огромная ЛЮБОВЬ и безграничная НЕЖНОСТЬ.

 

 

Алёнка 4617 Swading4617@yandex.ru

  • Upvote 3
Ссылка на комментарий
  • 4 недели спустя...
  • 3 недели спустя...

Помню ты говорила что это похоже( все что в рассказе происходит) на то как тебя в детстве пеленали и тд, но все-таки хотелось бы прочитать о том как это происходило с тобой( если конечно захочешь написать). все кому интересно прошу лайкнуть)

  • Upvote 1
  • Downvote 1
Ссылка на комментарий
  • 8 месяцев спустя...
  • 4 недели спустя...

Талант - это когда человек несколько чуждый твоим интересам (Аленушка знает каким именно) читает рассказ взахлеб. 

Очень понравилось.

 

Вот здесь ты точно подметил. Ты никогда не был сторонником моих сексуальных "отклонений", и тут я вижу твои авации...
Очень лестно слышать от тебя положительные комментарии. ))
Теперь точно знаю, старалась не зря. 

Ссылка на комментарий
  • 7 месяцев спустя...

я много раз перечитываю этот рассказ и мне он не перестает нравится. а то что написали про перебор, так это ерунда)))) очень хороший рассказ))) спасибо)

Ссылка на комментарий
  • 3 недели спустя...
  • 1 год спустя...
×
×
  • Создать...

Важная информация

Используя данный сайт вы соглашаетесь с правилами Условия использования.