Тренировка младенца

[egor]

Рассказ не мой, я лишь перевожу. Относительной свежий, пока имеется несколько частей. Буду переводить по мере выхода продолжения. Ссылка на оригинал в конце.

Приятного чтения.

Часть 1.

 

 

Алекс беспомощно бился в своих путах. Одетый в подгузник и платье, с большой соской во рту, закрепленной красной ленточкой, он не мог сделать ничего другого, кроме как ждать. Он предполагал, что он был подарком на Рождество для кого-то. Единственный вопрос: для кого?

Этот вопрос часто посещал его с того дня, как он прибыл в тренировочный институт. Как и каждый, он знал, что был кто-то, кто платит за него. Как и большинство, у него не было мыслей, кто это мог бы быть, когда он их увидит, или для чего его намереваются использовать.

Было несколько причин, по которым кто-то идёт в институт. Некоторые выбирали покорный образ жизни, часто из-за причуд, или абсолютной лени. Отказ от свободы гарантировал еду и кров, нежели работать всю оставшуюся жизнь и риска стать бездомным. Это, по мнению Алекса, было жалкой сделкой и плохим оправданием для карьеры. Остальные, казалось, думают, что в конечном итоге у них гарантированно будет место и потому шли в добровольцы. Преимущество было в том, что они могли, в конце концов, решить какого типа будет их покорность и иметь некоторый контроль над тем, кто будет их хозяин в конечном итоге. Если бы Алекс знал, что было необходимо для него, он бы принял этот маршрут. Он по елозил в своих путах. Его руки начинали затекать, а его подгузник начинал впиваться в его отшлёпанную попу.

Алекс, был одним из тех, кого выбрали против их воли. У некоторых из них были очевидные причины. Они совершили преступление, были преданы суду, была признана их вина. И они заключили сделку в тюрьме или были приговорены к этому непосредственно. В первые дни они выделялись в институте. Пытались выглядеть крутыми, с татуировками на руках и свирепым взглядом, пока не поняли, что это делало их только более смешными.

Алекс был из последней категории - тех, кто вообще не имел понятия, почему их взяли. Он просто однажды ночью лёг спать после того как выпил в баре, отрубился, а затем очнулся уже запертым и одетым в институте, в форме, что выбрал ему хозяин. Много похожих историй: или похищены в людном месте брыкаясь и крича, или садились в такси и оно ехало совсем в другом направлении... Длинный список. Они, как правило, всё объясняли. Заявления о незначительных преступлениях, плохое поведение, вероятность будущих преступлений, интернет история, проваленные некоторые правительственный тесты - много всего. У Алекса была смесь из этого, с его незрелостью, что приводило большинство таких же к подгузникам. Это может быть правдой, он знал, но он больше верил слухам, согласно которым институту необходимо было продавать конкретное количество рабов для эксплуатации и делать всё необходимое для продолжения. Правительство закрывало глаза, а общественность молчала. В конце концов они получили необходимую услугу. Алексу было трудно с этим спорить. Казалось, что о нем знали всё, и его шкатулка "тайных" историй о подобных заскоках всплывала время от времени как причина. Знали ли они о них, когда похищали его, или нашли во время последующего обыска...

Алекс простонал, думая обо всём этом. Слегка подёргавшись, услышал как шуршит упаковочная бумага и подгузник, затем остановился. Он взглянул на лопатку, лежащую рядом с ним. Выглядит мило, но больно. Ему дали попробовать её вкус до этого и пригрозили ещё, если он разбудит кого-нибудь. Он был Рождественским подарком, и, как любой рождественский подарок от Санта Клауса, он будет открыт только утром. Разбудить кого-то означало бы испортить сюрприз. А за этого его ещё раз научат подчинению.

Обучение, само по себе, было кошмаром. Когда он впервые проснулся в тот день давно, он понятия не имел, что происходит. Он медленно просыпался, чувствуя лёгкую головную боль. А затем вскочил, когда заметил, что находится в незнакомой комнате, окруженный решеткой.

"Нет", подумал он, "Этого не может быть..."

В действительности это было очевидно - он давно знал о тренировочной программе, и что рабы в подгузниках были одной из опций. Но, как и большинство, он никогда не думал, что это произойдёт именно с ним. Когда же это случилось, он всячески отрицал произошедшее.

Он быстро взглянул вниз на себя, увидел что одет в ярко розовый пижамный комбинезон, а так же громоздкий предмет, который распознал как подгузник. Он попытался закричать, но лишь осознал, что во рту у него что-то есть. Позже он осознал, что это соска. Алекс попытался вытащить её, но только понял, что его руки спрятаны в толстые варежки, делающие их бесполезными. Осмотрелся вокруг и подтвердились его подозрения. Решетка, которую он считал клеткой, оказалась частью детской кроватки. А комната была огромной, мило украшенной, детской. В комнате были сменный стол, высокий стул и игрушки, явно предназначавшиеся для него. В животе начала образовываться пустота.

Женщина, не многим старше самого Алекса, зашла сияя. Он всё ещё помнит первые слова, что она сказала. "Приветик. Ну как дела у моей малышки?", сказала она сладким, фамильярным голосом, как будто он действительно был маленькой девочкой и ничего странного не было в том, что он тут находится.

Оставшаяся часть дня прошла подобным образом. Ему не представили никаких объяснений и не дали возможности спросить что-либо. Его водили от унижения к унижению, не способного вынуть руки, в детских ремнях безопасности или в ходунках, которые держали его, не способного говорить с соской во рту, которую вынимали только для кормления.

Тот день прошёл не как у раба, а просто как у ребёнка. Шлёпанье или другие наказания ещё не были нужны. Он был слишком ограничен в перемещениях чтобы бороться. Здесь он был только чтобы привыкнуть к этому месту. Его кормили, говорили с ним на детской тарабарщине либо игнорировали, и меняли подгузники. Вот что запомнилось ему. Не из-за насмешек или наказаний, а из-за их отсутствия.

"Ты чувствуешь этот запах?" Спросил кто-то.
"Я думаю детка запачкала подгузник" ответил другой без оттенка удивления.
"Проверь подгузник"
Алекса наклонили, расстегнули его боди.
"Да", затем писклявым шутливым голосом, каким разговаривают с детьми, "Малышка испачкала подгузник? Ей нужно его сменить? Да, испачкала! Да, надо!"

Отсутствие насмешек и смеха сделало это ещё хуже. Как будто-бы это было что-то естественное, что и следовало ожидать. Правда заключалась в том, что так это и будет скоро. Лёжа на полу в коридоре, когда парочка меняла ему подгузник с видом, что ничего плохого в этом нет, он уж было подумал, что он действительно ребенок, а последние несколько десятков лет его жизни были каким-то причудливым сном. Это казалось лучшим исходом для повинующегося.

Настоящая тренировка началась на следующий день.

Алекс снова пошевелился и попытался вытянуть руки, получить хотя бы немного свободы. Его положение было далеко от комфортного и спина начинала болеть. Ему было интересно, что это говорит о его новых хозяевах, что он вынужден находиться в таком положении. Знают ли они, как ему неудобно? А может они хотят, чтобы ему было больно? Ответ да или нет может означать много.

Конечно, факт того, что он был выбран как сисси, говорил о многом.

В тренировочном институте было что-то вроде негласной иерархии. Они зависели во многом от человека к человека, но были некоторые общие правила, которые, так сказать, зависели от грубости, или смущения, связанного с работой.

На вершине были простые рабы без статуса. Они были здесь для услужения. И пока они вели себя хорошо, к ним относились соответствующимобразом. За ними шли "питомцы", либо лошадки предназначенные для езды, либо кошечки и собачки. С ними обращались хорошо, если даже не снисходительно. Затем шли рабы наказаний: шлепки, деградация и связывания для удовольствия их хозяев.

Под всеми ними были детки. Некоторые могут жить довольно хорошей жизнью и с ними хорошо обращаются. По сути просто жить, когда тебя холят и лелеят. Но часто это не так. Тяжело ощущать какую-либо гордость за себя, когда остальные морщатся от запаха твоего подгузника. Алекс был на самом низком уровне всего этого. Не просто дитя, а сисси и раб для наказаний. Он хорошо был знаком с верёвками и шлёпанием, в то время как подгузники и платья просто добавили ещё один, совершенно новый уровень унижения.

Алекс слегка задумался. Как большинство догадалось, если это то, что хотели для него хозяева, это не сулит ничего хорошего для него. Те, кто платили за него, хотели, чтобы он деградировал как можно больше. Большинство, в конечном итоге, жили так, как их тренировали. Некоторым, однако, повезло. Их наказывали и тренировали на самый низкий уровень, а затем отдавали хозяевам, которые их как будто бы спасали, дарили им любовь и заботу. От этого образовывалась особая форма связи, когда рабы понимали от чего их сохранили. Другие получали совершенно другое. Даже в пределах категорий суровость, строгость и продолжительность обучения варьируется. некоторые хозяева хотели рабов, которые сопротивляются. Чтобы можно было их наказывать временами. Другие бы переключили рабов на другую тему по прибытии, оставляя бедных, сбитых с толку рабов запутанными и необходимыми в повторном обучении. Тех, что Алекс жалел больше всего, по иронии судьбы, практически не наказывали. Их хозяева хотели противоположное от всех остальных. Они получали высокий уровень свободы и получали награды. С ними делали всё, чтобы они чувствовали себя гордыми, а затем хозяева получали удовольствия от их разрушения. Им даже часто давали власть над другими рабами, которым говорили помалкивать о судьбе бедных глупцов. Иногда они возвращаются позже со своими хозяевами. Слёзы текут по их лицам, их гордость была разрушена и их наваждение ушло так же, как они смеялись над кем-то, смотря на них сверху вних. Алекс несколько раз был отшлёпан такими рабами, чтобы потом увидеть их самих, ползающих вокруг в подгузниках. Самые хнычущие дети из всех, чья гордость падает всё ниже. Так или иначе, они никогда не учились, а потом уже было поздно.

Алекс застонал от своих пут и затекающих мышц. Он снова начинал испытывать голод. Как долго он был здесь? У него была мысль, что всего одну ночь, но здесь не было окон и казалось, будто бы он здесь уже вечность. Он молился, чтобы его хозяева были из добрейшей категории, надеющимися стать для него своего рода спасителями. Но он хотел по-скорее быть развязанным, а вот хотели ли они... Больше всего было похоже, что он должен быть ребёнком. Но это по прежнему означало разные вещи, потому что слухи иногда возвращались о том, как устроились детки во внешнем мире. Некоторые были воспитаны как младенцы, чтобы родители просто заботились о них и больше ничего. Некоторые существовали для унижения, проводили долгие ночи связанными в грязных подгузниках и были отшлёпаны на людях, перекинутые через колено. Некоторые из них были там, чтобы работать и радовать своих хозяев. Их одежда добавляла делала смешной любую взрослую работу. Некоторые получали игрушки и другие поощрения. Некоторые жили, чтобы обучать людей заботе о реальных младенцах. Их использовали для обучения менять подгузники. Некоторые были талисманами для спортивных команд и организаций. Другие были отданы молодым парам, вынужденные быть игрушкой, дивой куклой для забав их детей. Многие не знали что их ждёт, пока не попадали на место. В мыслях он содрогнулся и молился, оказаться в лучшем из исходов.

Он пытался подумать о жестокости того, кто сделал это с ним? Мог ли он действительно винить их? В конце концов он написал те истории... Но это была фикция, а не реальность... А была ли разница? Однако вот он, взрослый, в подгузниках, сисси...

Тренировки варьировались от человека к человеку, но для малышей было несколько общих вещей. Они жили в детской, носили подгузники и им давали игрушки. Многих кормили и многих заставляли использовать подгузники по назначению. Некоторых из них намеренно сделали зависимыми от подгузников при помощи таблеток и гипноза. Алекс избежал всего этого, хотя вы никогда бы не сказали такого, смотря на него. Грязный подгузник на его талии был его основным атрибутом.

Как все детки он спал в детской кроватке, и получал заботу как ребенок в своем "доме". Этим домом был институт, пока он оставался в нём. Обычно, там только он был ребенком. Остальные группы были тоже, были питомцы, рабочие животные, рабы, сисси, и другие виды рабов. Но редко больше чем один или двое из каждой группы. Были так же группы не рабов, кто входили и выходили в дом как в гостиницу, и ещё больше тех, кто приходил поглазеть и посмеяться. Как правило, они платили, чтобы увидеть что-то из собственных садистских заскоков или злорадства, и факт того, что они верили, что люди заслужили их наказание, делали их более жестокими в их смешках и издевательствах. Если рабы постоянно встречаются с новой группой людей, то это придаёт свежести ощущение беспомощности и унизительности их ситуации. Как было объяснено Алексу, причина по которой сисси мужчину унижали, одевая в платья это потому, что мужчины обычно не носят платья. Если бы Алекс провёл остаток своей жизни окруженный другими детками сисси, в конце концов ему это перестало казаться странным.

Из дома, рабов ежедневно забирали на тренировки. В это время встречались одинаково одетые. Как ребёнок сисси, Алекс должен был присоединиться к длинной и часто пахнущей линии взрослых в подгузниках, чувствующих себя абсолютно смехотворно, т.к. они вышагивали по классу с веревкой в руке, словно дети.

Будучи здесь, их тренировали как группу, с отдельными индивидуальными вариациями по желанию их хозяев. Им дают уроки как в детских садах, по базовым предметам, для того, чтобы регрессировать их и заставить думать как дети. Иногда им специально дают неправильную информацию, заставляя учить неправильную математику или запоминать неправильный алфавит. Затем их проверяют на нём и они проваливают тесты сделанные, казалось бы, для детей.

Дальше были более связанное с заскоками тренировки. Их учили быть покорными, с огромным списком унижений и ужасных наказаний, от шлёпания и связывания, до более детских штучек, вроде тайм-аутов и намыливания рта. Их тренировали для служения хозяевам как они этого хотят, заставляли их ползать, играть с детскими игрушками и пачкать подгузники. Их даже обучали время от времени как устраивать метательные истерики и быть сорванцами. Некоторых медленно делали не имеющими возможности контролировать мочевой пузырь, других обучали ходить в туалет, делая это невыполнимым заданием, а потом говорили, что они в подгузниках потому что провалились. А других просто игнорировали, пока они не справляли нужду в подгузник и временами держали их в подгузниках, чтобы они прочувствовали всё. Всё что хотел хозяин, выполняли тренера, ставя свою карьеру на выполнение задачи.

Алексу не давали шанса. Не было никаких попыток отучить. Этого, как он полагал, хотел тот, кого он увидит утром. Чтобы он мог контролировать свои функции, но по прежнему использовал подгузник. Означает ли это, что они собираются учить его ходить на горшок? Означало ли это, что он наконец-то избавится от детского нижнего белья, или нет? Будут ли они его наоборот, подвергать гипнозу или причудливым диетам? Он был уверен в одном. Если бы они хотели, они бы уже давно получили это. Был шанс, что они будут держать его в подгузниках, но позволят использовать туалет. А может представят себя как спасители от регрессии, что он подвергся... Это было возможно и он надеялся на это. Но он научился не надеяться слишком сильно. Что-то подсказывало ему, что это не так. Наиболее подходящим вариантом было, что они будут его держать в состоянии "пред-горшочном", без возможности сказать о нужде, будучи в подгузнике, давая им контроль над тем, когда это произойдёт и наказывать его или нет... Алекс вздрогнул.

Что ещё могло сказать ему чего ожидать?

 

 

 

Часть 2

 

Другой стороной тренировок были физические упражнения.

До прибытия в институт Алекс тренировался смешанным боевым искусствам, которые поддерживали его в приличной форме. Тем не менее он был бы глуп, если бы думал, что так оно и будет оставаться.

Были две вещи, которые изменили его ожидания о тренировках. Первой было само понятие "в форме". Как и всё остальное, это варьировалось от человека к человеку. Внимание акцентировалось на желании хозяина, а не на здоровье и особенно не на функционировании. Для этого использовались специфичные тренировки, диеты и особый уход за кожей. Для некоторых, например "вьючных животных", как он их называл, это по прежнему означало объёмность и силу, достаточную для выполнения любой работы, которую пожелает хозяин. Для сисси всё было наоборот, слабость, худощавость, женоподобность. Для Алекса была выбрана смесь этого, с омоложением, которого достигали благодаря длинным волосам и мягкой кожи.

Наиболее важным аспектом тренировок, однако, было ощущение привязанности. Было очень важным, чтобы не смотря на упражнения, сисси никогда не почувствовала свою силу. Улучшение физической формы обычно имело эффект усиления гордости самим собой и уверенности. Для хозяев это могло бы иметь катастрофические последствия. Таким образом, каждое упражнение нужно было для того, чтобы напомнить рабу его место. Упражнения ни коим образом не означали, что они допускаются к ним в любой одежде. Обычно это было смесью рабочей одежды и фетиш нарядов. Они постоянно были окружены тренерами, у каждого из которых были хлысты для их "поощрения", и снисходительный тон. Не важно какой вес ты поднимешь, невозможно было гордиться собой когда тебя награждают фразой "хороший малыш", а наказаниями за остановку были публичные шлёпания. Сами по себе упражнения были сделаны по той же схеме, призваны заставить выглядеть рабов соответствующе своей "теме". Как и их "дома", всё это место было открыто для публики и это представление было наиболее популярным местом, после комнаты наказаний, конечно же.

Алекс боялся этого времени дня. Его приносили или заставляли ползти. Упражнения не были оправданием для снятия подгузника. Их наоборот делали наиболее толстыми и каждое упражнение превращалось в до противного неуклюжее. Он встречался с остальными "малышами" и начинал с бега. Как объяснили тренеры, они должны проводить всё время ползая или кататься в коляске. Поводок был зацеплен к детской сбруе Алекса и водимый тренером в карте, должен был ходить или тащиться позади, готовый выдержать любое наказание, которое назначит ему тренер. Его отвели обратно в зал. Здесь было интереснее. "Вьючные животные" должны были возить тележки с грузом, пока кто-то управляет ими вожжами. "Собаки" должны играть в поймай-принеси. А у сисси была смесь балета и танцев с шестом. Алекса время от времени отводили в балетный класс, спотыкаясь и высоко задирая неуклюже ноги с толстенными подгузниками, но обычно он был с малышами. Они должны были лежать на земле, извиваясь неловкими способами, которые требовались основным упражнениям. Для остальных это выглядело бы как младенческие движения. Затем им давали "игрушки". Для смеха наблюдателей он должен был хлопать или пинать красочные объекты, висящие над ним, играть с блоками. Чего они не знали, так это то, что каждая игрушка была утяжелена. Это делало все его движения нелепо смехотворными и уже через неделю начало его напрягать.

В конечном итоге занятие заканчивалось игрой, опять таки для развлечения денежных кошельков. Любимой игрой была "пятнашки". Малыши вставали руками и ногами на маты. Они должны были ползать туда-сюда, а задачей "воды" же было запятнать других по подгузнику. К этому моменту совокупность диеты, подвижность упражнений и, иногда, умышленные действия тренеров, приводили к достаточно полным подгузникам, делающими это ещё хуже для малышей и ещё лучше для зрителей. "Вода" часто съёживался, оказываясь близко к задней части своей цели, которая бы тоже съёжилась после того, как её запятнают. И над обоими смеялись. Правила менялись время от времени, но в основном оставались теми же. Иногда было несколько "вод", иногда было две команды, каждая из которых должна была запятнать другую. В зависимости от исхода игры, определялись победители и проигравшие. Пока проигравших наказывали, победители получали "награду", например их кормили зрители или им разрешали поиграть с игрушками. Алекс ненавидел всё это. Он прошёл долгий путь, чтобы в итоге упасть с практики кикбоксинга и обсуждения книг, до игр с погремушками и смены подгузников.

Зрители играли ещё одну, не мало важную роль. За особую цену, им разрешалось взять раба в "аренду". Они могли забрать его из института на день, делать с ним абсолютно всё, что захотят, при условии, что вернут его в том же виде.

Алекс был субъектом такого действа больше нескольких раз. Обычно всё заканчивалось тем, что его катали по городу в коляске, играли с ним в игры и устраивали смотрины. Большинство людей, которые делали это, приглашали друзей или даже устраивали вечеринки, где он был в качестве основного развлечения. Они кружили вокруг него, люлюкали, ворковали и пытались заставить покраснеть со стыда. Со стороны тренеров это выполняло ещё несколько целей, помимо дополнительного источника денег. Это давало рабам публичность, давало им знать, что их видит больше и больше людей. Это учило их понимать, что они рабы для всех, а не только для тренеров. И что они должны подчиняться каждому. Так же это значило, что окружение знает о них и том, кто они, а значит исключало любую возможность для побега. В целом это добавляло им унижения, ощущения беспомощности и оставляло желание вернуться обратно в институт, место, которое они ненавидели. Звук их смеха всё копает глубже и глубже в его достоинстве. Он ненавидел их всех за их смех. Он не заслужил этого, говорил это он себе. Но он был рабом, и будет получать это. Может ли он винить их за то, что сам делал бы, будь на их месте? Должен ли?

Алекс оглядел комнату в поисках часов. Было очень темно и он не имел понятия, сколько вообще сейчас времени. Он был истощён. Его положение делало сложными любые попытки заснуть. Последний раз его кормили как раз перед доставкой. И, как он надеялся, это было нормально. Было ли это частью плана? Предполагалось ли найти его истощенным, дезориентированным, без малейшего понятия сколько времени было или когда свет наконец включат?

Последние несколько дней были худшими для него. Он догадывался, что что-то приближается. Возможно, доставка к хозяевам, но об этом никогда не сообщали. Вместо этого его держали допоздна и не давали спать, держа его в постоянном истощении. Его постоянно наказывали и шлёпали, неоднократно доводя до слёз, снова и снова. Ему отказывались менять подгузники в течение длительного времени, оставляя с ужасной сыпью.

Затем, наконец, пришло его время. Ему надели повязку на глаза и погрузили. Наконец поменяли подгузник, но затем снова отшлёпали, поменяли подгузник ещё раз и связали. Надели платье и накормили кашей, напоили водой из бутылочки и вставили соску. Затем убрали повязку с глаз и заставили посмотреть на себя в зеркало. Он съёжился и надулся. У него был слишком жалкий вид, даже для него. Первые мечты о том, как его доставят в более благоприятных условиях ушли в небытие. Он всем своим видом отражал свою суть - малышка сисси. Одетая как Рождественский эльф с толстым подгузником. Они даже вставили ему лук в волосы, как будто бы остального было мало. Он был истощён и в полном отчаянии. Его доставили прямиком под Рождественскую ёлку с запиской и не дали каких-либо объяснений.

Часть его надеялась, что это было запугивание, что его хозяева сжалятся над ним. Взгляд вокруг себя напомнил ему о груде подгузников и милой и жестокой лопаточке рядом с ним. Он сомневался, что ему будет разрешено восстановить свой взрослый облик и розовые принты на подгузниках стёрли все остатки его последней мужественности.

Вот как они хотели найти его. Утомленного, отшлёпанного, с болями, связанного и с дискомфортом. Мужчину в подгузнике и платье. Он сдерживал слёзы и пытался сохранить чувство собственного достоинства. Он закрыл глаза и попытался заснуть. Это не сулило ничего хорошего.

...

Алекс снова проснулся.

Это было плохо. Всё было ещё хуже.

Его живот начал ворчать как только он собрался заснуть. Это случилось быстро. Очевидно, результат того, чем его накормили. И ясно давало понять что хотели его хозяева. Это был не хороший знак.

В момент он наполнил свой подгузник до краёв. Совокупность долгих месяцев тренировки и его кормления сделали его беспомощным. Он скорчился. Ещё более неудобное и унизительное положение, чем до этого. Запах был отвратительным. К нему он никогда не привыкнет. Хуже всего было то, что сыпь и следы от шлепков снова воспалились и ему приходилось прикладывать не мало усилий, чтобы сдержать крик.

Как давно это началось? Он не знал. Казалось, будто часы, или даже дни, и всё ещё было по прежнему темно. Он был покормлен незадолго до доставки и вот он снова голоден, его живот урчал.

Больше его не волновало, что хотели его хозяева. Он знал, что ничего хорошего не будет. Никто не будет подвергать такому кого-то, будучи добрым. И он предоставлен самому себе, так или иначе. Однако, он осознал, что это уже не значит для него ничего. Не важно, хотели ли они сделать из него малыша, или сисси, или устроить смотрины, или унизить его, заставить его работать или наказать его... Он хотел только лишь выбраться из веревок. Он готов был сделать всё и готов на всё, чтобы ему поменяли подгузник. Глубоко внутри, была единственная вещь которой он хотел больше всего - чтобы ему сменили подгузник. Он готов был отдать за это все остатки своего достоинства без шанса на раздумья. Больше он не думал о том... что он... Взрослый.  Он хотел своих хозяев... Мамочку? Папочку? Господ? Владельца? Неважно чего хотели они, он хотел их.

В конце концов он успокоился в своей коробке и перестал бороться с веревками. Вместо этого он отреагировал так, как его заставляли действовать в течение долгих месяцев, и, как он знал, хотели его хозяева. Он заплакал. Слёзы полились из его глаз и он застонал, зовя своих хозяев, чтобы они позаботились о нём. Он плакал как ребенок, каким он сейчас был.

 

Ссылка на оригинал: http://www.dailydiapers.com/board/index.php?/topic/56255-baby-training/

[Guest пеленашка]

Спасибо! Отличный перевод, не корявый! И начало рассказа довольно интригующе.

[egor]

Добавлена 2 часть.

Судя по комментариям, что идут на том форуме, автор пока не знает, писать ли продолжение. Т.к. с его точки зрения пока что рассказ пришёл к точке своего завершения.

[сергей20]

это просто БЛЕСТЯЩЕ!

 

[Guest]

Такое рабство слишком жестокое... Если бы со мной обращались как с маленькой девочкой, но без издевательств, я бы был счастлив. Сам рассказ неплохой, перевод тоже.

[karapuz]

Перевод на уровне, а рассказ слишком надрывный и занудный. По сути одно бесконечное вступление с намеками и затравками. Потому что кроме этих отрывочных общих, почти "философских" идей, намешанных в одну кучу, акшна, раскрывающего идеи практически нет. Примерно как разница между нормальным кино, где люди двигаются и что-то делают и набором фотографий главного героя с повествованием за кадром что он в этот момент чувствовал.   

[сергей20]

1 минуту назад, karapuz сказал:

Перевод на уровне, а рассказ слишком надрывный и занудный. По сути одно бесконечное вступление с намеками и затравками. Потому что кроме этих отрывочных общих, почти "философских" идей, намешанных в одну кучу, акшна, раскрывающего идеи практически нет. Примерно как разница между нормальным кино, где люди двигаются и что-то делают и набором фотографий главного героя с повествованием за кадром что он в этот момент чувствовал.   

Ну на вкус и цвет как говорится. Как по мне рассказ хорош хотя бы потому что подобных тем(именно такой сисификации)  я находил довольно мало , да и идея весьма оригинальна.

[karapuz]

Вот уж чего, а "тренировок рабов" и "сиссификации" в англоязычной прозе по теме достаточно. Я не встречал пока ни одного рассказа, где подобная "ломка" была без кружевных платьиц и страпонов госпожи. Наверно есть, но я на те сайты не хожу, потому что мальчиков (не переодетых девочками) хотят исключительно папы-геи и там полно фоток потных (взрослых) мужских тел, которые меня отталкивают. А рассказов, где госпожа-мама хочет именно маленького мальчика, очень мало. В основном инцест с 12-15 летними. Если писька маленькая и сперма фонтанами не бьет, какой может быть акшн? Несерьезно, правда.

Не хочу навязывать свое творчество, но те, кто знакомы, подскажите мне хоть один рассказ похожий на мою "Игрушку". На который кстати меня вдохновил рассказ о профессоре, взрослое сознание которого было пересажено (опять бля) девочке грудного возраста. Не могу его найти. Но по любому интереснее, чем набившее оскомину БДСМовское "рабство".